– Да, тут еще я. Полагаю, ей было со мной нелегко.
Они доходят до ворот с надписью «САППИ индастриз. Вход строго воспрещен». Поворачивают назад.
– Ладно, – говорит Люси, – ты свое заплатил. Возможно, оглядываясь назад, она думает о тебе не так уж и плохо. Женщинам присуща редкостная способность прощать.
Наступает молчание. Это что же, Люси, его дитя, вознамерилась объяснить ему, что такое женщины?
– Ты не думал о том, чтобы снова жениться? – спрашивает Люси.
– Ты хочешь сказать, на женщине одних со мной лет? Не гожусь я в мужья, Люси. Ты же видела, знаешь.
– Да, но…
– Что «но»? Но охотиться за детьми – дело недостойное?
– Я не об этом. Просто чем дальше, тем тебе будет труднее.
Никогда еще они с Люси не разговаривали о его интимной жизни. Нелегкое, оказывается, дело. Но если не с ней, с кем еще он может поговорить?
– Помнишь, у Блейка? – говорит он. – «Лучше убить дитя в колыбели, чем сдерживать буйные страсти»[19].
– Почему ты мне это цитируешь?
– Задавленные желания могут выглядеть в старике такими же безобразными, как и в юноше.
– И что же?
– От каждой женщины, с которой я был близок, я узнавал о себе нечто новое. В этом смысле они делали меня лучше, чем я был.
– Надеюсь, ты не претендуешь на обратное. На то, чтобы узнававшие тебя молодые женщины становились лучше, чем были.
Он внимательно вглядывается в лицо Люси. Люси улыбается.
– Шутка, не более, – говорит она.
Они возвращаются к гудронной дороге. На повороте к ферме висит красочный указатель, которого он раньше не заметил: «Срезанные цветы. Саговые пальмы», – и стрелка: «1 км».
– Саговые пальмы? – говорит он. – Я полагал, ими торговать запрещено.