Хуа Чэн тихо рассмеялся, а потом неожиданно сказал:
– А если… – и замолчал на полуслове.
– Что – если? – повернулся к нему Се Лянь.
Хуа Чэн обратил свой взор вдаль, на прохудившуюся крышу, и Се Лянь мог видеть только левую половину его прекрасного лица.
– Я некрасив, – пробормотал Хуа Чэн.
– А?
Тогда он слегка повернул голову и повторил:
– Если в настоящем облике я некрасив, ты всё равно хочешь это увидеть?
– Неужели? – растерялся Се Лянь. – Я, конечно, не видел, но почему-то уверен, что это не так!
– Кто знает!
Се Лянь не мог разобрать, шутит Хуа Чэн или говорит всерьёз. Тот продолжил:
– Вдруг у меня синяя морда, клыки торчат… Я могу оказаться уродливей ракшасы и страшнее якши![22] Что тогда будешь делать?
Сначала Се Ляня позабавили эти слова: надо же, владыка мира духов, повергающий всё в хаос, князь демонов, от упоминания которого бессмертные меняются в лице, – а беспокоится, красив он или нет в настоящем облике!
Хотя, если поразмыслить, ничего смешного в этом нет. По слухам, Хуа Чэн с малых лет имел увечье. Если это правда, над мальчиком с детства издевались – неудивительно, что теперь он так переживает из-за своей внешности.
– Знаешь… – Се Лянь говорил очень мягко, тщательно подбирая выражения, – на самом деле мне хочется увидеть твой настоящий облик, потому что мы уже…
– Уже что?
– Уже вроде как подружились… А раз так, мы должны быть откровенны друг с другом. Какая мне разница, красив ты или нет? Ты спросил, что я буду делать. Ничего не буду. Не переживай, если твой настоящий облик… Погоди, над чем ты смеёшься?! Я же серьёзно!
Плечи Хуа Чэна затряслись. Заметив это, Се Лянь сначала подумал: «Неужели мои слова так его растрогали?» Чтобы не смущать юношу, он сделал вид, что ничего не замечает. Но, к его удивлению, немного погодя до него донёсся сдавленный смех. Се Лянь сразу обиделся и пихнул Хуа Чэна рукой в плечо.
– Саньлан! Чего хохочешь? Я сказал что-то не то?
Хуа Чэн тут же перестал хихикать и повернулся к нему: