– Наверное. Демоны рангом ниже «непревзойдённого» не могут даже обратиться ко мне.
Это прозвучало весьма заносчиво, но Хуа Чэн, похоже, принимал такое отношение к себе как должное. Се Лянь улыбнулся:
– Хорошо вам, не надо держать в памяти лишние имена. Не то что на Небесах: в вышних небесных чертогах народу столько, что всех не упомнишь, а в средних ещё больше дожидаются своего вознесения.
– А зачем запоминать? Не забивай себе голову.
– Ну нет, это будет ужасно невежливо! Так можно ненароком кого-нибудь оскорбить.
Следует помнить, что все небожители очень пекутся о своём добром имени.
– Что за ничтожеством надо быть, чтобы оскорбляться по таким пустякам!
Они поболтали ещё какое-то время о том о сём – Се Лянь старался избегать неудобных тем и больше не заговаривал о различиях между мирами. В какой-то момент он взглянул на плотно закрытую дверь и вздохнул:
– Баньюэ, бедное дитя… Когда же она придёт в себя?
Та наивная фраза «Я хочу спасти простой народ» навевала воспоминания, и перед мысленным взором Се Ляня замелькали размытые образы. Он попытался выбросить их из головы, но тут Хуа Чэн сказал:
– Хорошие слова.
– Какие?
– «Я хочу спасти простой народ».
Се Лянь скривился, как от пощёчины. Он свернулся калачиком, обеими руками закрыл лицо – и пожалел, что у него нет ещё пары, чтобы закрыть заодно и уши.
– Саньлан! – простонал он.
Хуа Чэн придвинулся и спросил совершенно серьёзно:
– Хм? Что-то не так с этой фразой?
Поняв, что тот не отстанет, Се Лянь перевернулся обратно на спину и пробормотал:
– Она глупая…
– И что с того? – возразил на это Хуа Чэн. – Когда кто-то ставит перед собой такие цели – неважно, спасти людей или истребить их всех до единого, – это достойно восхищения. А спасать всегда сложнее, чем истреблять, так что мне остаётся только восхищаться ещё больше.