– Повелитель Ветра! Это не Мин И! Вы схватили метлу! А Повелитель Земли – вон он!
В это мгновение Мин И очнулся и резко сел. К удивлению присутствующих, он вдруг вернул себе мужской облик и, весь бледный, без кровинки в лице, выпалил:
– В меня вселились демоны. Прошу, помогите мне их изгнать.
«От ложки похлёбки демоны вселились?» – изумился Се Лянь и испуганно промямлил:
– Не может быть…
Ши Цинсюань же выпучил глаза и завопил, тыча в Мин И пальцем:
– Стоять! Что за нечисть смеет со мной, Повелителем Ветра, шутки шутить?! Мин-сюн, скорее, я тебя прикрою, вместе мы его одолеем!
Одной рукой он покрепче стиснул метлу, а другой выхватил веер. Раскрой он его – с храма бы немедленно сорвало крышу! Се Лянь вцепился в Ши Цинсюаня и взмолился:
– Нельзя, никак нельзя. Господа, прошу, очнитесь же!
Из-за двери раздался визгливый булькающий хохот: то Ци Жун катался от смеха, молотя по земле кулаками.
– Так вам и надо! – верещал он между приступами гогота. – Сукины дети! Давайте уматывайте обратно на Небеса! Ой, умора! Есть в мире справедливость!
Обоих небожителей шатало из стороны в сторону, они оглашали святилище стенаниями. Хуа Чэн бесстрастно наблюдал за происходящим, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
Се Лянь посмотрел на него, потом на Повелителей Ветра и Земли, которые корчились на полу, схватившись за головы, и тихонько спросил:
– Может, маловато я воды добавил? Им ещё хуже, чем Ци Жуну…
Хуа Чэн только брови вздёрнул:
– Меня лично всё устроило. Может, у них просто вкуса нет. Ничего, бывает.
Се Лянь до того момента не задумывался, чем обычно питается Зелёный Демон, а к чему привыкли бессмертные. Так-то, если сравнить, становилось понятно, почему на божеств похлёбка сильнее подействовала… Что Хуа Чэн мог добавить в котёл нечто от себя, принцу и в голову не пришло.
Донельзя расстроенный и терзаемый муками совести, Се Лянь влил в Ши Цинсюаня и Мин И по семь-восемь стаканов воды, и лишь после этого те немного пришли в себя. И хотя лица их всё ещё оставались зелёными, прямо как у Ци Жуна, а взгляды – остекленевшими, сознание, к счастью, прояснилось, и к ним вернулась способность членораздельно изъясняться. Правда, у Ши Цинсюаня никак не останавливались слёзы, а при разговоре он то и дело прикусывал язык, но это уже мелочи.
Спустя два часа, когда суматоха улеглась, все четверо расселись вокруг столика для пожертвований.
Мин И тяжело опустил голову на столешницу и застыл, словно мёртвый.