Пятая мата

22
18
20
22
24
26
28
30

— Корягу, однако, ташим…

Но коряги не было. Мотня, вытащенная на отмель, дергалась и густо трепетала тусклым рыбьим серебром.

Мы торопились, ночь все темнела, быстро набухала речной сыростью. Выбрали улов, расправили невод, и Натолий опять потянул его в реку.

Удача оживила городских. Они задымили сигаретами, наперебой принялись вспоминать свои большие уловы где-то на Оби, на каких-то Васюганских озерах…

Плечо резала веревка, толстый брел впереди и еле держался за ее конец. Зато он так ловко — это ночью-то! — вытаскивал из ячей мелких щук и чебаков, что я невольно поверил его рыбацким россказням: верно, много ты покорежил рыбы, браконьер!

Надо уметь слышать невод во время такой вот, ночной рыбалки, постоянно помнить о нем. А я забылся, загляделся на высокую россыпь звезд и не сразу понял, что веревка уже сдерживает шаг. «Вот оно, вот! — испуганно пронеслось в голове… — Зацепили…»

Хорошо было минутой и успокоиться: на непроверенный песок Натолий не кинется рыбачить, не станет рисковать неводом. Все так, но Чулым-то, Чулым… С весны и до поздней осени несет он топляки да коряжины. И где, в каком месте та наботевшая коряжина сядет на дно?

— Шайтан! Отдай, отдай…

Голос Натолия — ласковый, осторожный — доносился из темноты глухо, едва он был слышен мне.

— Задел?

— Все, Петка, все… Сдернул невод! Давай маленько еще потянем, ушла рыба-то…

Да уж это точно, что ушла. Только остановись, только задержи ход невода, и тотчас те же щуки кинутся на свободный клин воды — хитры эти щуки! Вон одна уже сиганула через поплавки. Лети, твое, рыбье, счастье…

Я и десяти шагов не сделал, как вновь почувствовал, что стенка невода потеряла натяжение — опять закавыка у Натолия!

Его не было видно, иногда лишь слабое мерцание воды у весла и означало место нахождения обласа.

— Петка-а-а…

Испуганный, сдавленный крик продрался через сырую наволочь темноты и сжал мне сердце. Мгновенно, сознанием, всем своим существом понял я, что случилась беда!

— Держи-ись!

Я еще что-то кричал, кричал и в горячке, и тогда, когда бросился в воду.

— Дна достал, Петка…

Плескотня, невнятный разговор Натолия с самим собой слышались где-то слева от меня, и не сразу я увидел его. Весь мокрый, он крепко ухватился за мою руку, и мы забухали сапогами к песку.