Романов знал: это могло случиться.
Все дни он боялся, что это случится.
Он вскочил в лодку, метнул взгляд туда, где хватчики навязывали донки. Завозня Шворы уже длинно оперилась четырьмя веслами, уже целилась высоким носом на другой берег…
— Отваливай, Виктор!
Повторно, с нарастанием, пронесся над водой истошный крик, и Тихон узнал — кричал Киняйкин.
Комков плашмя завис над водой, едва-едва выравнивал порывистые рывки своей лодки.
— Еще, Витя-я… За-агребай!
— Господи, да что там?! — Дарья Семикина, задыхаясь, хрипела в спину Романова. Она быстро откидывалась на сиденье, весло ее тоже кромсало и кромсало бегущий поток чулымской воды.
Черная цепочка лодок с серыми фигурками людей порвалась и рассыпалась по реке. Начальник участка трубно заревел, выровнял лодки:
— Работать! Всем работа-ать!
…А здесь, на затонувшей мате, сбившись в кучу, сполошно галдели и махали руками.
Тихон прыжками бежал по скользкому, залитому водой накатнику маты. Длинными руками раздвинул рабочих.
— Вася… Как это ты сплошал, Вася-а!
Киняйкин с искривленным, страшным лицом полулежал на руках Кости Кимяева и Бекасова. Правая нога его упиралась сапогом в сосну, а левая, странно согнутая ниже колена, висела над серой мутью воды.
— Вы что, очумели совсем, туды вашу… Черти клевые! Ногу поднять боялись! — Романов плюхнулся коленями в воду, подхватил ладонью каблук висевшего сапога. — Нож. Но-ож у кого?!
Кто-то подал раскрытый складень.
Швора сопел рядом.
— Сашка, режь!
Бригадир полоснул по шву голенища, и Тихон тут же коротким, резким движением сдернул раскисший сапог со ступни. Киняйкин взвыл.
— Уймись ты, Вася… — говорил Романов, поддерживая ладонью пятку: кровь быстро заливала ее, стекала с руки в воду.