— Интеллигенция гнилая…
В лад с Логачевым Романов зло ударил веслом по тяжелой волне.
Нашел кого лягнуть Комков! Будто не знает, что всю жизнь Тихон на реке. Стужены и перестужены начальника кости. Не раз «грел» он ледяную вешнюю воду на молевом сплаве, поневоле купался и осенью, когда уже несло по Чулыму первую шугу[13]. Да, сама по себе работа в лодке — это редкий день сухим-то придешь домой. Как тут не болеть рукам! И не один Романов на них жалуется.
— Теперь у кого хошь замозжат руки, — вмешался в разговор Павел Логачев. Ему было обидно за Романова. — Не летне время, не петровки — сентябрь дурит. Отдохни, Иваныч, мы и с Дарьюшкой управимся. Как, Фроловна?
Семикина почти обиделась:
— Спрашиваешь!.. Или я маленька!
Стыдно было вылезать начальнику из лодки. Лишь у Боровой, на яру, он немного успокоился, увидев, как много уже пощипали сплавщики лежащую на отмели мату и как явственно вырисовывается другая, на левом берегу Чулыма.
Промокший, ежась от ветра, быстро шагал Романов единственной улицей поселка. Постоянные сидельцы завалин дружно здоровались с ним, улыбались беззубыми стариковскими ртами: все-то по делам носится начальник — от заботник!
Недалеко от дома окликнула его Поля Кривошеева.
У Романова разом налились тяжестью ноги и стеснилось в груди. Надо было повернуться, а он не мог.
Время-то… Уж давно бы ей отнести почту в контору… За Мишку екнуло сердце. Стыдился Тихон своей тревоги за парня. А что он мог поделать с собой — брат ведь, своя родова, одна у них кровь. Случись — убьют, и до конца дней носить ему, большаку, вину перед младшим: по брони в тылу прокантовался, горькой судьбиной брата жив…
— Товарищ Романов! Не слышите, или как? Кричу, кричу, а он хоть бы што…
Тихон наконец обернулся, чуть ожил лицом:
— Шел вот, задумался…
Почтарка трусила от дома простоволосая, в старых галошах на босу ногу.
— Сижу за хлебовом, обедаю… Глянула в окно — начальник! В контору теперь и глаз не кажете.
«На кой она мне зубы-то заговаривает… Сразу бы ляпнула, и все тут!» — мучился Романов.
— Когда теперь сидеть! Сама, Поля, видишь, в каких я оглоблях…
— Знаю… — поджав губы, вздохнула Кривошеева. — И то знаю, товарищ начальник, об чем вы пока ни сном ни духом…
Тихон уже заметил, что женщина все это время держала левую руку за широкой спиной.