— Тогда каку мать… Не было у нас дезертира. Не было! Пошли, отслужили панихиду, помянули покойничка…
Истощенный голодом и болезнью труп Кожакова был легок, мужики без труда подняли его на яр и оттащили в кусты.
Романов перевел дух.
— Гляди, вон, за матой, воротушка белеет. Пайгин там с девками работали… Инструмент убрать не успели — беги! Закидаешь, лопату потом на место верни. Смотри, кустами держись. Скоро рабочие на реке появятся. Кончишь и схоронись до вечера. Только обласок свой спрячь. А дальше так: тебя тут не видали и не слыхали!
…Чулым сверкал солнцем. Светлую голубизну неба со свистом стригли пролетавшие утки.
Тихон плыл навстречу течению, плыл мимо новой маты, пересекал реку напротив конторки участка. Позади толчками подвигался на буксире из брючного ремня второй обласок. На его чистом смоленом дне с роспуском льняных волос лежала Пана Сокова. Обсохшее лицо ее было спокойно и даже красиво — таким его и помнил всегда Романов.
Уже у самого берега Тихон увидел Нефедиху с ведром воды и с испугом вспомнил, что ему надо придумать ответ для людей, как оказался он в такую рань у Соковой заводи?
«А новую мату проверял… У него должность такая, обязан за работой доглядывать. А когда, в какие часы — это уж начальника дело!»
Кончили вечером работу — сумрачно и по-осеннему глухо было на Чулыме. Накрапывал мелкий холодный дождь.
Расходились молча. Какие разговоры! Мокрые, еле ноги волокли от усталости.
Только Романов и обронил свою дневную заботу:
— Ну, еще троечку деньков и — все… Мате — мат! А хорошо бы нам березу с флагом отправить…
Сплавщики подтянулись к начальнику:
— Празднично!
— Куда бы с добром! — согласился Комков, осаживая свое большое тело на костыли.
— Нет флага! — сознался Тихон. Он сдерживал шаг, боялся обогнать Виктора.
— Дожили…
— Да был! На сплотке, все лето передовой бригаде вручали. Ветер-то когда задурил… Сорвал с понтона, а ночь как раз… Думал я, Витек, год уж как красного товару прошу…
— Будет флаг! — неожиданно объявила Дарья.
Романов взглянул на Семикину, она смотрела куда-то далеко за черный гребень сосняка, что темнел за поселком.