– Мне нужна будет помощь, – сказал он.
– Халла, это задача для тебя, – скомандовал Дуайер.
Я пошел вместе с мужчиной к грузовику и помог ему вытащить из кузова большую тяжелую прямоугольную плиту, края которой были защищены картонными нашлепками, а лицевая сторона закрыта бумагой. Мы отнесли ее туда, где стояли Дуайер и Джок, и взгромоздили вертикально, прислонив к постаменту с той стороны, где бронзовыми буквами было высечено имя Рейкса. Незнакомец намазал поверхность облицовки цементом или каким-то клеем. Быстро и ловко достал электродрель, подключил к аккумулятору и принялся сверлить дыры в облицовке постамента, а потом красивыми бронзовыми штырями с головками в виде цветов окончательно прикрепил плиту к постаменту. Это была виртуозная работа. По-моему, она вся заняла около двадцати минут. Когда мастер закончил, Дуайер сорвал бумагу с плиты. Она оказалась из толстого непрозрачного стекла, на удивление незаметного на камне облицовки. На стекле было вырезано:
– Ночь прошла не зря, и мы исправили великую несправедливость, – сказал Дуайер.
Тут к нему приблизился мастер, который за все это время произнес лишь несколько слов.
– Мы договорились на четыреста пятьдесят, включая установку, правильно? – сказал Дарси; мастер кивнул. – Я добавил немножко сверху, за хорошую работу. И помните, никому ни слова.
– Ни одной живой душе, – ответил мастер. – Я не хочу неприятностей.
– А теперь валим отсюда, пока полиция не приехала, – скомандовал Дарси.
Но никакая полиция не приехала ни в ту ночь, ни, насколько мне известно, позже. И это заставляет задаться вопросом: читает ли вообще кто-нибудь надписи на памятниках, стоящих в общественных местах?
9
Вижу, я проскочил несколько университетских лет, не упомянув ни Чарли, ни Брокки. Будь здесь Эсме, она потребовала бы отчета о них. Это я их бросил или они меня? Ни то ни другое – просто в юности часто бывает, что жизнь разлучает нас даже с близкими друзьями, а мы находим новых, радуемся им и почти не замечаем потери. Это что, черствость? Нет, просто в юности человек строит свою жизнь, и то, что человеку постарше кажется очерствелым равнодушием, может быть просто стечением обстоятельств.
Какое-то время я получал от Брокки длинные подробные письма о его приключениях в Уэверли. Они меня не слишком интересовали, мне хватало собственных приключений. Роман с Джулией закончился, и Брокки очень нудно страдал по этому поводу. Чарли был в Квебек-Сити, в университете с хорошим факультетом богословия, где преподавание велось на английском языке; проник он туда с помощью всяческих ухищрений – пустил в ход на вступительном собеседовании весь свой немалый шарм и заручился поддержкой знакомого епископа. Еще ему помогло то, что количество кандидатов из высококультурных семей, желающих стать священниками в англиканской церкви, в последние годы сильно поубавилось. Так что Чарли встал на путь, ведущий к священному сану. Иногда от него приходили письма: он очень забавно описывал своих коллег, студентов-теологов, и мне особенно нравились его рассказы, как они пытаются выглядеть крутыми бабниками и сквернословами, не хуже любых других студентов. Оказалось, что в субботу вечером главные заводилы объявляли о своих намерениях – отправиться в город и исследовать его французскую часть с целью «сорвать ветку» – так на тогдашнем сленге называли секс с проституткой. Но Чарли – острый на язык и полный любви к ближним – точно знал, что на самом деле они украдкой заходят в паб и сидят там в темном углу, растягивая одну кружку пива на весь вечер. Затем они возвращались в колледж и туманно намекали на свои подвиги, но все их «ветки» оставались на месте. О своем здоровье Чарли никогда не писал, и потому я предполагал, что с ним все в порядке.
Я тоже писал ему, но редко. У меня было столько дел, и жизнь открывалась мне столькими новыми гранями, что мне не хотелось сидеть за столом и сгущать свои переживания в письмо. Я тогда много писал от руки – конспектировал все, что изучал, и все, что казалось мне интересным в прочитанных книгах, и это как-то поубавило во мне охоту вести корреспонденцию.
Перед сном я читал – не всегда, но часто – подарок Чарли, «Religio Medici». Эта книга вносила милый оттенок гуманизма в грубый материализм, свойственный многому из того, чему учат студентов-медиков.
ebooksa