Чародей

В тот вечер, когда пример предстояло продемонстрировать, Дарси предупредил нас обоих, чтобы мы оделись попроще. Он сказал:

– Не одевайтесь так, чтобы одежда выдавала в вас… как бы это сказать… людей, подозрительных на принадлежность к высшей касте.

Для меня это не составляло труда. Тогда, как и сейчас, студенту не нужно было делать специальных усилий, чтобы одеться бедно; вот чтобы одеться прилично, требовалось приложить старание. Джок всегда одевался не особенно изысканно, хотя его ястребиный профиль и предательский монокль замаскировать не удалось бы, разве что призвать на помощь Ангуса как опытного костюмера и гримера. Но Дарси твердо решил, что в нем не должны узнать банкира, и надел какой-то удивительный желтый плащ (наверняка взятый именно у Ангуса) и черную шляпу с очень широкими полями, опущенными вниз, чтобы скрыть лицо. Он выглядел как заговорщик в плохой любительской постановке, но считал свою маскировку безупречной.

– Здесь меня знает только владелец, – шепнул он, когда мы вошли в дверь, освещенную слабой лампочкой и украшенную мрачным витражом.

Мы прошли обшарпанное фойе и оказались в Кобургском общественном зале. Он был ярко освещен и заполнен шумной толпой – люди сидели по четверо за столиками, на которых стояли стаканы с пивом. Я бы решил, что это обычная пивная, но в одном конце зала была сцена, и в воздухе висело ожидание.

К нам сразу подбежал невысокий мужчина без пиджака, вероятно владелец.

– Господи, я уж думал, что вы забыли. Публика ждет. Сегодня важный вечер. Но вы привели его? А? Это он? – И владелец указал на Джока.

– Нет, это мой друг доктор Страбизмус[36] из Утрехта; он путешествует по Канаде с социологической экспедицией и желает осмотреть ваше заведение. Вот судья. Он только выглядит молодо, а на самом деле более годного человека для этой работы вам не сыскать. Позвольте представить: доктор Джонатан Пайк, стремительно восходящая звезда медицины и самый подходящий человек для вашего деликатного поручения.

– Отлично! – воскликнул коротышка, чье имя то ли не стоило упоминания, то ли было так хорошо известно, что его не считали нужным называть. – Очень приятно с вами познакомиться, док. Большая честь и удовольствие. А теперь начнем. Публика уже волнуется, а участники конкурса нервничают. Так что не будем терять время. Идемте.

Не успел я сказать хоть слово, как меня схватили за руку, поволокли вперед и втащили на сцену. Коротышка без пиджака замахал руками, прося тишины; может, толпа и ждала того, что должно было последовать, но замолчала она не сразу.

– Леди и джентльмены! – закричал коротышка. – Благодарим за терпение, с которым вы ждали, пока начнется наше представление, запоздавшее по непредвиденным причинам. Но оно того стоило! Как говорится, голод – лучшая приправа. Для сегодняшнего конкурса мы нашли судью, который – и я говорю это уверенно, ибо знаю, что мои слова никто не сможет опровергнуть, – подходит лучше всех в Торонто, и я даже больше скажу: лучше всех в Канаде. Имя доктора Джексона Пика вошло в каждый дом во всех местах цивилизованного мира, где есть врачи, ибо он, несмотря на свою молодость – осмелюсь сказать, все присутствующие дамы уже заметили, как он молод и все, что из этого следует, – находится на вершине своей профессии, то есть… э-э… медицинской профессии. Итак, без дальнейших прелиминариев, как говорится, поприветствуем доктора Джексона Пика, который сегодня станет судьей в седьмом ежегодном конкурсе Кобурга на самое зловонное дыхание!

Я не могу избежать штампов. Штампы потому и затасканы, что воплощают в себе важные истины. «У меня все поплыло перед глазами» – это штамп. У меня все поплыло перед глазами. За рядами задранных кверху лиц, похожих на розовые футбольные мячи, я видел вдали Джока и Дарси – они сидели в самом последнем ряду и тряслись от смеха. Но у меня не было ни времени собраться с мыслями, ни возможности сбежать. Коротышка крепко держал меня за предплечье и продолжал выкрикивать:

– Сегодня здесь собралась большая и, похоже, необыкновенно одаренная группа участников. Двое или трое из них, возможно, не совсем здоровы, и вы можете подумать, что это дает им нечестное преимущество, но, как меня уверили лучшие специалисты медицинского факультета университета Торонто, которым мы все гордимся, – тут он сделал паузу для аплодисментов и, как положено умелому ритору, стяжал их даже от публики, глубоко равнодушной к любому медицинскому факультету любого университета в мире, – это не так! Здоровый галитозник может перегнать – или, точнее, перевонять, – (взрывы смеха в зале, кое-кто из зрителей хлопает себя по бедрам), – по-настоящему больного человека. Так что сегодня все в равном положении… Прошу заметить, что мы поменяли конфигурацию платформы по сравнению с прошлыми годами, так что теперь вы сможете видеть не только участников конкурса, но и судью, который восседает на почетном месте, делая заметки и принимая решения. Как видите, участник конкурса поднимается на сцену по ступеням справа, невидимый для судьи, поскольку его загораживают эти ширмы. Далее участник становится на колени на эту небольшую табуреточку перед ширмой, в которую вделан воздуховод. Воздуховод, как видите, это простой мегафон, направленный раструбом к участнику, а острым концом прямо к судье, который таким образом может оценить выступление данного участника во всей его полноте. Я представлю каждого из участников, поднимая номер, по которому – и только по которому – доктор Джейсон Пик идентифицирует его или ее. Ибо в нашем конкурсе дамы участвуют наравне с представителями сильного пола! – (Гомерическое веселье; на третьем месте за седьмым столом кто-то серьезно поперхнулся.) – Участники будут проходить с небольшим интервалом, чтобы дать судье время сделать пометки, а также психологически и медицински приготовиться к оценке следующего конкурсанта. После прохода каждого участника опытная дипломированная медсестра будет дезинфицировать воздуховод, протирая его листерином во избежание любого накопления веществ, или кумулятивного эффекта. А теперь, леди и джентльмены, вы готовы?

Аудитория громогласно возвестила о своей готовности.

– Отлично. Дунули!

Я думаю, у любого, кто по развитию стоит выше кочана капусты, бывали в жизни моменты, когда необходимо Божественное или, по крайней мере, сверхъестественное вмешательство; в такие минуты призываешь его с душевным жаром, почти переходящим в физический. Я еще ни разу в жизни не выступал перед публикой, если не считать появления в массовке «Крысолова» в толпе таких же, как я. Но теперь я стоял на сцене, объявленный непогрешимым светилом, перед публикой, ожидающей от меня невесть чего. Ее ожидания основывались на невежестве. Ибо я был человеком науки, великим авторитетом, и каждое мое слово было золотом, разве что я оплошаю совсем безнадежно – начну заикаться, обмочу штаны или, рыдая, убегу со сцены, что-нибудь вроде этого. Такие призывы о помощи – призывы к кому? – суть один из многих видов молитвы, и именно здесь, судьей ежегодного конкурса зловонного дыхания в Кобургском общественном зале, я впервые испытал молитву – как нечто совершенно отличное от происходящего в церквях ритуального действа, которое для меня не значило ничего. Про такую молитву Чарли в своей лекции о видах молитвы – просительной, заступнической и созерцательной – ничего не говорил.

Я получил ответ на свою молитву. Я взял себя в руки. Решимость и мужество хлынули в душу, словно мне сделали одну из тех чудодейственных инъекций, о которых доктор Ромейн рассказывал на лекции как о незаменимых средствах против шока. Я изумлю зрителей и отомщу Дуайеру и в меньшей степени Джоку, которые так радуются, устроив мне подставу. Я им покажу!

Испытание началось. Я ничего конкретного не знал о зловонном дыхании, кроме того, что оно сопутствует таким людям, как Эдду, доктор Огг и отец Лартиг. Я думал, что его нужно избегать, а не изучать и исследовать. У Мервина Рентула плохо пахло изо рта – нет, в свете моего последующего опыта, вероятно, точнее будет сказать, что у него изо рта пахло чуточку неприятно. Не сравнить с олимпийскими чемпионами по галитозу, которых я встретил в Кобургском общественном зале. Злые языки в «Гильдии актеров» утверждали, что в дурном запахе изо рта Мервина были виноваты его вставные челюсти. Ведущие актрисы уворачивались от его ласк. Но я сейчас сидел на приемном конце передатчика зловонного дыхания.

– Номер один! – завопил коротышка без пиджака, поднимая большую карточку с соответствующей цифрой – возможно, для слабослышащих зрителей.

Предполагалось, что со своего места за ширмами я не вижу участников состязания, но на самом деле, когда они подходили к ступенькам, ведущим на сцену, я их видел. Номер один оказался высоким сутулым юнцом, который по случаю появления на публике облачился в свой лучший костюм. Сторонники и доброжелатели встретили его аплодисментами. Он обмахнул сиденье табуретки – решительно все участники его обмахивали, – уселся, как на скамью подсудимых, сунул голову в раструб мегафона и дунул.