– На гуакамоле. Точнее, на авокадо.
– Хм-м. Странно. – Он приступает к еде, но вскоре делает глубокий вздох, будто к чему-то готовясь.
Вот и все. Сейчас он со мной расстанется – не могу его винить. Руки с сэндвичем слегка опускаются в своей траектории до рта.
Остин прокашливается.
– Ну… Как дела у твоей бабушки?
Я жую и проглатываю.
– Она мне не бабушка. – Я откладываю сэндвич на скомканную обертку от него и перевожу взгляд на Остина.
– Что? – Между его бровями появляется маленькая буква V.
– Она мне больше как мать. Она меня удочерила, вырастила. Родных родителей я не знала.
– Что… Я… почему ты мне раньше не сказала?
Я медлю с ответом, откусывая картошку, затем пожимаю плечами.
– Не знаю. Наверное, не было подходящего повода.
Он снова поворачивается к своей тарелке и медленно кивает, будто понимает что-то про меня.
– Тогда тебе в этой ситуации еще тяжелее. Мне очень жаль.
– Спасибо, Остин. Я очень ценю твою поддержку.
Может, я пытаюсь его вынудить со мной расстаться? Раскрываю ему свои секреты, надеясь, что он разозлится, так как я не поделилась раньше?
– Ты поэтому в последнее время такая отрешенная? Такая… Недоступная?
Мы в отношениях месяц. Не уверена, что считается за «последнее время», но в эту неделю меня занимало не только угасающее здоровье Ба.
– Прости меня. Да, много навалилось.
– Я понимаю.