Нечто из Рютте

– Уж ты-то конечно, – не сомневался Ёган, – как дурной кобель, глаза бы выпучил да бегал бы за ней по всей округе. Язык на плечо.

– И бегал бы, – согласился Фриц Ламме.

Волков проснулся, когда в незакрытый ставень уже светило солнце.

– Солнце, – сказал он тихо.

Это было даже непривычно.

Рядом под периной сопела Брунхильда, горячая как печка. А на полу спали Ёган и молодой монах.

Утро было прекрасным, в окно светило солнце, и у солдата, если не шевелиться, ничего не болело.

– А ну-ка просыпайтесь, – громко сказал он и, забывшись, одним движением свесил ноги с кровати.

Это было опрометчиво, тут же боль в ноге дала о себе знать. Он скривился.

– Ох, как хорошо спать на перинах, – потягивалась Брунхильда, – когда разбогатею, заведу себя перины.

Она была обворожительна: чуть припухла от сна, пышные волосы растрепались, и сидела, бесстыжая, на кровати, не пряча груди. Монах старался не смотреть, а Ёган откровенно пялился, глаз не отводил. Солдат, не стесняясь других, брал ее тяжелую грудь в руку, как будто взвешивал – девица была вроде и не против, сидела, улыбаясь. Волков хотел было еще раз завалить ее в перины, но тут ему на глаза попался ларец.

– О, – сказал он, выпуская девичью грудь из руки и слезая с кровати, на этот раз аккуратно, чтобы ногу не растревожить, – а ну сюда взгляни.

Он достал из ларца шар и протянул его девице.

– Красивый, – сказала Хильда, разглядывая шар – И тяжелый, а что мне с ним делать? Поглядеть в него? Там есть что-нибудь?

– Женщина сразу знает, что с ним делать. – Монах изо всех сил избегал смотреть на голую девушку.

Солдат подумал о том же, а Ёгану было все равно. Хильда почти голая сидела на кровати, прикрыв низ живота углом перины, и он смотрел только на нее.

– Ну так погляди в него, – сказал Волков, – и увидишь, может быть.

– А что увижу? – спрашивала девушка, не решаясь заглянуть в шар.

– Всяк свое видит, – сказал монах, – а многие так и вообще ничего не узревают.

– А как глядеть?