Лягушки

Чэнь Мэй. Не могу!

Сяо Вэй. Если я не ошибаюсь, вы пострадали при пожаре на фабрике игрушек Дунли?

Чэнь Мэй. Смышленая ты.

Сяо Вэй. Я тогда в полицейской академии училась, видела по телевизору репортаж об этом пожаре, вот уж черные насквозь сердца у этих капиталистов. Я от души сочувствую вашей участи, и если вы по вопросу компенсации последствий пожара, то лучше всего обратиться в суд, или в горком и городское правительство, или же в средства массовой информации.

Чэнь Мэй. Ты Бао Цинтяня знаешь? По моему делу только он сможет вынести решение.

Сяо Вэй (беспомощно). Ладно, говори, постараюсь приложить все силы, чтобы донести твой вопрос вышестоящим.

Чэнь Мэй. Я хочу подать на них жалобу, у меня забрали ребенка.

Сяо Вэй. Кто забрал твоего ребенка? Излагай по порядку, не торопись. Думаю, тебе сначала нужно выпить воды, смочить горло, а то ты вон хрипишь. (Наливает стакан и подает Чэнь Мэй.)

Чэнь Мэй. Нет, не буду. Знаю, ты хочешь глянуть на мое лицо, пока я буду пить. Мне и самой свое лицо отвратительно, и я терпеть не могу, когда другие на него смотрят.

Сяо Вэй. Прошу извинить, у меня такого и в мыслях не было.

Чэнь Мэй. После полученного увечья я лишь однажды посмотрелась в зеркало, и с тех пор ненавижу зеркала, ненавижу все, что дает отражение. Я сначала думала, что расплачусь с долгами отца и покончу с собой. Но теперь я этого делать не буду, ведь если я убью себя, мой ребенок умрет от голода. Если я покончу с собой, мой ребенок останется сиротой. Я слышу, как он плачет, вот прислушайся… Горлышко охрипло, молочка хочу ему дать, груди вон раздуло – как воздушные шары, того и гляди лопнут. Но они моего ребеночка спрятали…

Сяо Вэй. Они это кто?

Чэнь Мэй (опасливо оглядывается на дверь). Лягушки-быки это, большущие, что твоя крышка для котла, и ревут так злобно, маленьких детей они едят, эти лягушки…

Сяо Вэй (встает и плотно закрывает дверь). Не волнуйся, сестра, тут все стены звуконепроницаемые.

Чэнь Мэй. Они ловкачи великие и с властями заодно.

Сяо Вэй. Бао Цинтяню они не страшны.

Чэнь Мэй (встает со стула и падает на колени). О великий Бао, обиды простолюдинки глубоки как океан, прошу, великий, рассудить дело мое!

Сяо Вэй. Рассказывай.

Чэнь Мэй. Прими великодушно прошение, о великий, от простолюдинки Чэнь Мэй, уроженки дунбэйского Гаоми. Отец ее, Чэнь Би, всегда предпочитал мальчиков девочкам и относился к этому очень серьезно. Он хотел сына и в те времена заставил мать простолюдинки нарушить планированную рождаемость. К несчастью, это дело вышло наружу, сначала она скрывалась, а потом на реке ее догнали и задержали представители власти. Там, на плоту, она и родила простолюдинку, а сама умерла. Увидев, что снова родилась девочка, отец простолюдинки в отчаянии сначала бросил ее, а потом вернул. За рождение лишнего ребенка отца оштрафовали на пять тысяч восемьсот юаней. Он с той поры стал пьянствовать, по пьянке колотил нас с сестрой. Впоследствии простолюдинка вслед за старшей сестрой Чэнь Эр поехала работать на юг, в Гуандун. Во-первых, думали подзаработать, чтобы вернуть долг, во-вторых, чтобы поискать более светлую перспективу. Простолюдинка с сестрой были признанными красавицами, последовали бы дурным примерам – деньги потекли бы рекой. Но простолюдинка с сестрой твердо держались нравственной чистоты, хотели, подобно лотосу, выйти из грязи, не запачкавшись. Если бы не тот пожар, который отнял у сестры жизнь, а простолюдинке изувечил лицо…

Сяо Вэй вытирает слезы бумажной салфеткой.