– Кажется, в Олтернане есть церковь? – промолвила Мэри. – До нее от "Ямайки" можно добраться пешком. Я могла бы сходить туда завтра.
– Лучше раздели со мной рождественский обед. Индейку предложить тебе не могу, но раздобыть гусыню можно – у старого фермера Такета из Норт-Хилла. Он стал так плохо видеть, что не заметит пропажи.
– Джем Мерлин, а кто викарий в Олтернане?
– Не знаю, Мэри Йеллан, никогда раньше не якшался с попами, и вряд ли придется в дальнейшем. Чудная это порода. Знал я одного священника из Норт-Хилла, когда был еще мальцом. Он был совсем близорук и, как рассказывали, раз в воскресное богослужение перепутал бутылки и налил в чашу бренди вместо вина – так и причащал им прихожан. В деревне прослышали про это, и, знаешь, в церковь набилось столько народу, что и колени преклонить негде было. Люди стояли вдоль стен и ждали, когда наступит их черед. Батюшка ничего не мог понять, ведь никогда в церкви не собиралось столько верующих.
Взошел он на кафедру и оглядел всех – и глаза его сияли из-под очков. Тут он и начал читать проповедь о заблудших овцах, вернувшихся в стадо. Эту историю мне поведал брат Мэтью. Он дважды подходил причаститься, а священник этого даже не заметил. Знаменитый то был день в Норт-Хилле. Доставай-ка хлеб и сыр, Мэри, а то у меня живот совсем подвело.
Мэри покачала головой и вздохнула.
– Ты к чему-нибудь в жизни относишься серьезно? – спросила она. – Ты что же, никого и ничего не уважаешь?
– Я уважаю свое нутро, – доверительно сообщил он, – а оно требует пищи. Ящик с припасами у меня под ногами. А ты, если считаешь себя праведницей, можешь скушать яблочко. В Библии о нем говорится, уж об этом-то я знаю.
В половине третьего они въехали в Лонстон, разгоряченные, громко и озорно пересмеиваясь. Мэри на время забыла о своих тревогах и о чувстве долга и, вопреки твердому решению, которое она приняла утром, предалась веселью, заразившись этим настроением от Джема. Вдали от мрачных стен "Ямайки" к ней вернулись свойственные ее возрасту задор и жизнерадостность.
Спутник сразу же это заметил и поспешил воспользоваться такой переменой.
Мэри смеялась, потому что ей было весело, да еще Джем вовсю смешил ее.
Заразительна была и сама праздничная атмосфера вокруг – оживление, гомон, суета – одним словом, Рождество. На улицах было полным-полно людей, магазинчики выглядели нарядными и веселыми, на мощеной площади теснились повозки, тележки, кареты… Все выглядело красочно, все было в движении.
Толпы радостно возбужденных людей сгрудились у ярмарочных прилавков и киосков. Индейки и гуси яростно долбили клювами свои клетки, пытаясь выбраться на волю. Женщина в ярко-зеленой накидке, широко улыбаясь, держала на плече корзину с яблоками, такими же алыми, как ее щеки.
Как все это было ей знакомо и дорого, как напоминало Хелстон в рождественские дни. Но в Лонстоне ощущался дух большого города, он был многолюднее, пестрее, ярче. Люди держались непринужденно, раскованно, не то что в провинциальном Хелстоне. Все же по другую сторону реки лежало графство Девоншир, а это – уже Англия. Фермеры из-за Девона заигрывали на улицах с крестьянками из Восточного Корнуолла. Среди толпы сновали лавочники, пирожники и их мальчишки-подручные, торгуя с лотков горячими пирожками, колбасками, кексами, печеньем, сладостями.
Вот из кареты вышла дама в шляпе с перьями, в синей бархатной накидке и направилась к ярко освещенному ресторану "Белый олень" в сопровождении джентльмена в светло-сером пальто. Он подносил к глазам лорнет и важно вышагивал, ну точь-в-точь как павлин.
Мэри с головой окунулась в этот веселый и счастливый мир. Город расположился на холмах. На вершине самого высокого из них стоял, словно попавший сюда из старинного предания, каменный замок. Вокруг росли деревья, на склонах холма зеленела трава, а внизу серебрилась речка. Безжизненные призрачные пустоши, где жить могли только нелюди, остались далеко позади.
Мэри и думать о них забыла. Да, в Лонстоне кипела жизнь. Рождество пришло в город и выплеснулось на улицы, соединило людей и наполнило радостью их сердца. Даже солнце пробилось сквозь тучи, будто возжелало принять участие в празднестве.
Мэри все же надела подаренный Джемом платочек и даже позволила ему завязать концы под подбородком. Они оставили двуколку с лошадью в конюшне, и теперь Джем прокладывал себе путь через бурлящую толпу, ведя на поводу двух краденых лошадей. Мэри следовала за ним. Он уверенно направился к главной площади, заставленной палатками и шатрами, где собирался весь город.
Для торговли всякой домашней живностью канатом было отгорожено специальное место. Ринг с лошадьми окружили хуторяне и жители деревень, здесь же толкались барышники. Подходили и господа. Ближе к рингу сердце Мэри забилось чаще: что, если тут окажется кто-нибудь из Норт-Хилла или фермер из соседней деревни? Они наверняка опознают краденых лошадей. Джем невозмутимо насвистывал, сдвинув шляпу на затылок. Оглянувшись, он подмигнул Мэри. Толпа раздвинулась и пропустила его к рингу. Мэри стояла в сторонке, позади толстой торговки с огромной корзиной. Она увидела, что Джем занял место в ряду торговцев лошадьми. Он кивнул кому-то и принялся раскуривать трубку, незаметно скользнув взглядом по другим выставленным на продажу лошадям. Вид у него был уверенный и спокойный. Тотчас к Джему протиснулся крикливо одетый малый в квадратной шляпе и кремовых бриджах. Говорил он громко и важно, похлопывая по сапогу хлыстом и указывая на лошадей. По его виду и тону, которым он говорил, Мэри догадалась, что это барышник. Вскоре к нему присоединился невысокого роста человек с рысьими глазами и в черном сюртуке.
Он толкал барышника локтем и что-то нашептывал ему на ухо.