Он замер, увидев перевороченную гостиную, сломанную мебель и искалеченное тело, лежащее в центре. Огонь уже поглотил большую часть, расплавил кожу и мышцы, спалив волосы и одежду так, что Эйкен не мог понять, кому принадлежало это тело. Он видел лишь глубокие раны с запекшейся кровью, торчащие кости и красные ожоги, которые с интересом обнюхивали большие черные псы с пеной на острых зубах. Возле них, будто вокруг и не бушевал огонь, стояло несколько людей, наконец обративших на Эйкена внимание. У каждого – черные белки и красные глаза, только у девушки с белыми, как молоко, волосами были голубые. Она хищно улыбнулась, и в свете яркого пламени блеснуло железо. Эйкен вскрикнул и сделал шаг назад, но наткнулся на преграду.
– Куда ты собрался? – спросил мужчина с крыльями, наклонившись к нему. – Разве не знаешь, что бегут только трусы? Или думаешь, что сумеешь скрыться от огня?
Эйкен закричал, наконец почувствовав всю боль, которую до этого его тело игнорировало. Он задрожал, увидев и ощутив, как кожа на руках становится красной и лопается до кровавых волдырей, как куски плоти падают с тела, как кости и глаза плавятся, превращая его в бесформенное нечто.
Он никогда не боялся огня. Огонь дарил тепло и ощущение безопасности. Он всегда был под чьим-то контролем. И поэтому не пугал Эйкена так сильно. Но теперь мальчик умирал от боли, приносимой лижущими языками пламени, слышал собственные вопли, хруст и чавканье, с которыми страшные черные псы пожирали лежавший в центре комнаты труп. Они и его сожрут, если Эйкен не сумеет вернуть себе контроль над тенями.
Как это было в первый раз?..
Маленькая мышь заползала в камеру мальчика и крала его еду, пока один из тюремщиков не раздавил ее. Просто так, смеха ради. Эйкену стало настолько жаль животное, что он впервые использовал хаос сам, без направления чужой рукой, лишь бы не оставаться больше в одиночестве. Сейчас ему нужно сделать то же самое – отыскать тень, которая откликнется на призыв, и притянуть к себе. Это просто. Он успешно проделывал это тысячи раз, но сейчас… Слишком много огня, боли, крови и страха. Эйкену всего тринадцать, но боли и страха в нем столько, словно он живет с ними, не расставаясь, не меньше века.
– Хватит трястись. Давай, вставай!
Рвано дыша, Эйкен приоткрыл один глаз и увидел себя перед квадратным зеркалом в комнате, где не было слышно рева пламени и не чувствовался запах гари.
– Ты всегда такой жалкий? – продолжило отражение, презрительно скривившись. – Мне говорили, что ты бываешь сильным, очень сильным. Твои тени умеют искать не хуже самых умелых охотников. Почему бы тебе не показать свою силу? Здесь ты можешь совершенствовать ее вечность.
Проклятие Эйкена было совершенно настолько, насколько вообще может быть совершенным порождение хаоса, сдавшееся перед волей сигридца. Вот только мальчик не был уверен, что является сигридцем.
Дом, который он видел, – кухня, комната, коридоры, люди – все это было каким-то иным, не сигридским, будто театральные декорации. Эйкен знал, что это такое, – Третий ему объяснял, – и потому не сомневался, что при достаточном количестве ресурсов и должном упорстве можно воссоздать любой пейзаж и интерьер. Не исключено, что увиденное – лишь декорации, и на самом деле он никогда не был в подобном месте, но Эйкен продолжал думать, что, возможно, все же был там, если не жил. Что он не настоящий сигридец.
– Ну же, давай, – не отступало отражение, прильнув к зеркалу. – Покажи свою силу. Покажи мою силу.
– Что? – выдохнул Эйкен.
– Ты не понял? Я – это ты, а ты – это я. Только здесь мы можем быть настоящими.
– Нет, – покачал головой Эйкен, сдавив виски, – ты – не я…
– Ты, ты, не сомневайся! Просто ты этого еще не понял и не принял. Но ничего страшного! Просто покажи свою силу, докажи, что достоин быть здесь!
Эйкен посмотрел на свои чистые руки и, не понимая, почему вообще слушает отражение, попытался стянуть тени. На этот раз они охотно подчинились: выползли из самых темных уголков, вытянулись, прильнули к нему, точно кошки, которых они иногда пытались поймать со Стеллой на улицах Омаги, и растеклись по коже рук, оплетая.
Но тени всегда останавливались только на левой половине тела, там, где было сердце, которое он не сумел защитить от хаоса.
И кто такая Стелла?..
– Ну же, – подбадривало отражение, – давай! У тебя отлично получается!