Долгая навигация

И долго-долго ждали.

Невесомые, плывущие от усталости, оттого, что спали за трое суток учений всего ничего, что штормовали без малого две недели, сидели по всем постам ребята, угрюмо взглядывая на молчащие динамики. Тревога была боевой. С каждой следующей минутой молчания все меньше и меньше оставалось каких-то надежд.

Наконец в динамиках скрипнуло.

Коротко прокашлялся командир.

— Ну вот что, — сказал он. — Пацаны!..

И на корабле стало вовсе тихо.

…Когда сняли готовность и была дана команда свободным от вахты отдыхать, Шурка остановился у открытой двери старшинской каюты. За столом, нахохлившись, сидел сумрачный, старый Раевский. Курил и думал, глядя в стол.

— Заходи.

Шурка прикрыл за собой дверь, снял мокрую шапку.

— Садись. Курить хочешь?

Шурка молча кивнул. Курева в последние дни на корабле не было ни у кого. Курить хотелось мучительно: затянуться — и просветлеть, разогнать липкую тяжесть.

Закурили — молча; сидели друг против друга, упершись локтями в кренящийся стол. Старый мичман и пацан главстаршина, бывший боцман и старшина команды акустиков; оба замотанные, оба давно без сна, оба небритые… У Раевского щетина отливала сединой.

— Все, — сказал Раевский. — Отслужил.

— Отслужил, — сказал он после долгой паузы. — Молчи!

— Теперь — на берег, — сказал он, когда выкурили по дрянной сигарете и закурили по новой. Вода с шорохом проносилась по борту. Из задраенного, забранного броняшкой иллюминатора после каждой волны стекала медленная струйка. Раскачка и броски каюты мешали ей течь ровно.

— Не надо было уходить. Чужим делом занялся, Шура. Молчи!!

И снова сидели, глядя, как пугливо, зигзагами, мечется по переборке струйка воды.

Учения начались трое суток назад, под утро, и застали их на подходе к бухте. Уже видна была тяжелая россыпь огней, — как вдруг пропало все, точно смахнуло огни черным крылом. Там, где только что дрожала освещенная вода и угадывались корабли и прожектора на стенке, висела теперь в мокрой темноте еще более черная, чем ночь, дыра. И корабль заложил крутой поворот и прибавил оборотов, уходя от берега прочь. Потом ударили колокола.

Трое суток они ходили в конвоях, бомбили, стреляли. День приподнимался над грядами грязных волн — и падал опять; гильзы прыгали вперегонки по палубе, выплевывая удушливый дым. Осень, сорвавшаяся с цепи, гуляла меж темных валов, валяя корабли как ваньку. В грозных сумерках третьего дня соскользнул с ближайшей волны серый катер с торчащими пушками, под флагом комбрига. Несколько человек ловко прыгнули с борта на борт, и катер пропал за дождем. Флаг комбрига взлетел и забился на стеньге.

Комбриг был молод.