Напор в магистрали был хорош. В две пульсирующие струи они вычистили от желчи и зелени гальюн и умывальник и начали мыть коридоры. В них это вколочено было намертво: наводить чистоту всегда радость. Потом перепустили в нижний отсек воду из кубрика и откачали ее эжектором, и в две швабры пошли — по кубрику, по коридорам.
— Спасибо, — сказал Карл. — Больше делать нечего. Только кранцы чинить. Совсем «сто восьмой» порвал кранцы. Новые совсем были.
— В том году они были новые.
— Да, да, — хитро сказал Карлович. — Иди!.. — и потащил плетеные, продранные мешки в дежурную рубку.
А Шура опять остался без дела. Он маялся, он никак не мог понять, что с ним происходит. Бог знает когда, на том берегу жизни была ночь, в которую он прощался со своим городом. Звездная, холодная, сухая. Вернулся, хмельной и безмерно усталый, домой часов в пять, — а в шесть уже мать будила его: «Шура. Шура! Шура, вставай…» — «Ну что там еще?» — «В армию тебе пора…» — «Да не в армию! Флот!» — раздраженно поправил он — и проснулся. Ежась от холода, неудовольствия просыпаться в темноте, от великого желания спать и спать в тепле, он посмотрел в окно: весь город захлестнут был снегом. Что это было? Какая сила выдернула его из теплой домашней постели, погнала в предутренний снег, эшелоны, под гулкие своды старинных казарм, годами удерживала в холодном и жарком отсеке на тяжко кренящемся корабле и теперь, по большой дуге ночного моря, вдали от темных берегов, где хмурый лес вставал торчком, тащила поперек волны на юг — туда… туда…
— Прошу добро?..
— Добро. Да входи ты скорей! — сердито сказал Блондин. Работать против волны было скверно; шли полным, а левая машина все сбавляла обороты…
Все так же было темно в ходовой рубке, все так же раскачивалась надстройка и ветер с водой рвался в распахнутые портики. У левой двери неяркой зеленью светился экран локации.
— Подменить кого? Вовка?
— Иди ты!.. — сказал Блондин.
— Димыч?
— Да пожалуй что и ни к чему.
Зеленый луч развертки равномерно кружил по бледному полю, и все было пусто. Не за что зацепиться старпому. Плывем.
— Два лево по компасу, — скомандовал из штурманской Луговской. Что-то он там мудрил, высчитывал, пока корабль лез на очередную волну, захлебывался ею и скатывался вниз, навстречу следующей… Мудрил, выгадывая точку и курс. Будет вот так же волхвовать над прокладкой Валька…
— Дима, что делать будешь?
— У меня техникум не закончен. Только диплом написать.
— И что?
— Главный механик колхоза.
— Ерундой занимаемся! — сказал, как выплюнул, Вовка.
Шурка посмотрел: освещенный слабо компасом, в затасканной шапчушке, стоял незнакомый ему, курносый и страшно злой мужичок.