Долгая навигация

— Это ты брось… Хорошие ребята у тебя, боцман. Но — гордецы. Ох гордецы! Мне бы их — молодыми…

— Эге. Они такими и пришли.

— Двумя кораблями я командовал, и оба выводил в отличные. И этот — выведу. Выведем, Юрьевич?

— Пожалуй, соглашусь. Приму торпедолов.

— Жа-аль. Вот тебе честное: жаль. Давай — по последней. Добрый праздник. С победой?

— С Днем Флота.

20

Шикарные, заслуженные были весла.

— Выпить бы, — сказал Иван.

Выпить было бы очень даже здорово.

— Перебьешься, — сказал Кроха.

Великое слово — перебьешься. Очень многого не хватает порой человеку. Письма, например. Простого тепла. Но есть щепотка табаку, и слава богу: перебьемся. А когда курить нечего… Перебьемся.

— Пошли курить.

Закурили не спеша и с толком, с обстоятельностью людей, умеющих ценить безделье, спокойную погоду и тепло полуденного июльского солнца, сухость и чистый вкус настоящих ленинградских папирос. На банку рядом с Шуркой присел Блондин, взял папиросу, понюхал, разминая, закурил, прищурился на солнце и безмятежно, негромко — для одного Шурки — сказал:

— Спать иди. Хорошее дежурство. Готовность главных машин к двум ноль-ноль. Погрузка торпед — ноль часов.

— Уже сообщили? — так же негромко, чтобы не мутить покоя остальных, спросил Шурка.

— К ужину сообщат, — безмятежно сказал Блондин. Солнце и ясный табачный дым порождали в голове приятное кружение.

Шурка кивнул: принял к сведению. Блондин получил информацию неофициальным путем, но сомневаться в ее достоверности нужды не было. Значит, нужно идти спать.

— Привет, мальчики! — Придерживая бескозырку, с трапа прыгнул Женька Дьяченко.

— Здорово, — добродушно ответили ему. — Что ж ты, гад? Против родного парохода? За десять суток продался?

— Ребята!..