Долгая навигация

— Да, — вспомнил Кроха. — Что там Громов насчет весел кричал?

Шурка, в трусах и белой форменке, с брюками и вешалкой в руках, пожал плечами. Действительно, когда они стали уходить вперед, Громов пытался разъяснить своим гребцам, что у Раевского весла тухлые и победа, соответственно, за «сто восьмым». Короткие минуты гонки вспоминались как давний, трудный сон.

— Когда человеку очень обидно, он не знает, что кричать, — объяснил Карлович. — Пу-усти!.. — Ловко отпихнул Шурку от зеркала, начал разбрасывать белые волосы на косой пробор.

Суконные брюки перешиты хорошо и отглажены — пять баллов. Шурка стянул бедра ремнем, сладко потянулся — форменка ладно обласкала каждый мускул. Заглянул через Карла в зеркало: как лежит воротник, удобно ли золоту на плечах…

— Ходом!

Крепкие и белозубые, играя длинными ленточками и расшвыривая недозволенные клеша, вывалили на ют… День кружился, позванивал, светился насквозь. По разогретым палубам текла истома. Белый камень стенки, дух чистых кораблей. Яркость флагов в побледневшем, пенящемся небе. Табак был вкусен, как любовь, и радость переплетала алой ленточкой блик на пушке вахтенного, вздох воды под кормой, золотистый тембр гитары.

Вышел боцман — при параде, провернулся — соколом.

Глаз выхватил из иконостаса боцманской груди знак мастера спорта, георгиевскую ленту «Победы над Германией».

Звучная команда к построению — пора!

Широким и гордым строевым прошли на свое место. Показалось, что заложивший руки за спину комбриг — подмигнул… Милашкин скомандовал и доложил. Начштаба развернул бумагу. Шурка шагнул вперед за боцманом. Строй гребцов бригады вздохнул: даром первые места не даются. Взяли кубок, грамоту, торт. Начштаба читал дальше. Ветер заворачивал красную бархатную скатерть судейского стола. Корабли именовались по номерам войсковых частей, это было непривычно и скучно. Пронесли что-то длинное в брезенте. Комбриг сказал два слова о традициях русского флота, о пользе шлюпочного дела… Припадали на колено фотографы-любители. Стенку плотно забили белые форменки, взяв строй гребцов в каре. Размах причалов и площадей познается, когда их захлестывают тысячные толпы.

— …Товарищи моряки! Сегодня команда «полсотни третьего», командир шлюпки мичман Раевский, в десятый раз подряд взяла первое место на гонках в честь Дня Военно-Морского Флота Союза ССР. За отличную выучку и стойкость командование бригады награждает экипаж корабля комплектом академических весел!

Все взревело — и стихло.

Распахнули брезент.

Лаковые, вишневые — восемь весел для морского яла, изысканные и надежные, воплощение мечты… «Все, — шепнул Сеня. — Теперь наш экипаж академический. Оперы и балета». — «Имени Раевского», — добавил Иван. Валялось в воздухе «ура». Музыканты вышибали солнце из труб. Шурка сунул кому-то кубок, ловя команду «разойдись».

— Качать боцмана!

Юрьевич легко вырвался и побежал, подпрыгивая.

— Кача-ать!!

Поймали, скрутили, забросили в небеса. «Реб-бята!» — молил боцман.

Дудки!

Он взлетал, звеня медалями, и десятки лап принимали его нежней перины.