Византийские исихастские тексты

* * *

Несколько слов следует сказать о рукописях трактата, перечисленных ниже, перед переводом, в списке сокращений. Греческие рукописи сильно разнятся между собой даже в пределах, выделяемых с трудом родственных групп. По мнению И. Осэра, к одной группе принадлежат лишь А и С, различающиеся только орфографическими вариантами, к другой (с совершенно неопределёнными взаимоотношениями и резкими особенностями, так что каждая рукопись могла бы представлять отдельную ветвь) — B D O P. Рукопись В представляет, по Осэру, «наиболее удовлетворительный текст», однако в ней есть одна большая и совершенно самостоятельная вставка. Рукопись D характеризуется странным повтором большого фрагмента текста (см. об этом ниже в специальном приложении). Древнерусский перевод довольно точен (за редкими огрехами). Кажется, что его греческий оригинал часто ближе всего к парижской рукописи (Р)[274], однако лишён многих недостатков последней и является более исправным[275]. Это даёт нам право сделать заключение, что русская монашеская традиция XV-XVI вв. располагала кодексами достаточно высокого качества (возможно, близкими по-своему происхождению к афонским исихастским кругам), — со всеми дальнейшими выводами.

Приходится сожалеть, что до сих пор не появилось нового издания трактата, в котором были бы выявлены и учтены все сохранившиеся рукописи (И. Осэр писал, что ему удалось взглянуть на афонские рукописи лишь мельком) и определена их стемма. Например, давно известно о рукописи афонского монастыря Ксенофа № 36 (738)[276]. Сам Осэр издал чуть позже начало трактата в рукописи Panteleimon. 571 (отмеченной в каталоге Ламброса, где названы и другие кодексы, содержащие Метод). А. Риго привлёк ещё Bodl. Canon. gr. 16 (первая четверть XIV в.), л. 87–98[277]. Работа по выявлению, классификации и изданию всех древнерусских рукописей, содержащих этот трактат, также не проделана. Без должной скрупулёзной палеографической (вплоть до определения происхождения рукописей и почерка писцов) и текстологической работы (касающейся не только Метода, но и сочинения Никифора и даже самогo, гораздо более позднего, Добротолюбия) вопрос об атрибуции произведения, как и задача окончательного установления текста, не может быть решённым (на этом фоне любые дискуссии подобного рода, а тем более категорические утверждения, кажутся преждевременными и даже странными).

Началу трактата в разных рукописных традициях предшествуют либо стихотворная эпиграмма, либо прозаический отрывок. Для самого трактата эти предисловия ничего не дают, однако они важны для атрибуции произведения.

1) В рукописи Pant. 571 трактату предшествует краткое вступление, опущенное И. Осэром в первом издании, но опубликованное им же чуть позднее[278]. Не заметно, чтобы этот фрагмент был как-то связан по своим содержанию и композиции с трактатом (переход от предисловия к основной части явно делается ex abrupto при помощи формального выражения «следует же знать, что»), а не являлся какой-либо посторонней вставкой (по мнению Осэра, этот фрагмент, отсутствующий в произведениях Симеона, уже был использован в виде вкраплений в послании аввы Исаии, около 1200 г., к монахине Феодоре, дочери императора Исаака Ангела, где Феодора побуждается к исихастской жизни и исполнению молитвы «Господи, помилуй». В таком случае Никифор не мог быть автором фрагмента, циркулировавшего гораздо ранее). Мы не видим особых оснований для помещения его в начале сочинения. В качестве специального приложения приводим здесь наш перевод этого предисловия (ср. также перевод А. И. Сидорова в указанной статье в «Символе»).

Диавол со своим воинством обрёл безнаказанную свободу — с того времени, как чрез преступление <заповеди> изгнал человека из рая и <удалил от> Бога, — колебать мысленно и ночью, и днём разумное [начало] всякого человека — одного часто больше, другого реже меньше, а иного ещё дольше более всех. И не иначе он [человек] может укрепиться, кроме как постоянным памятованием о Боге, пока сила креста, отпечатлевшись в разуме мысли, не укрепит его к неколебимости. Ведь к сему направлено все, [связанное] с духовным ристанием трудом, борьбой, раз каждый христианин взял на себя <долг> подвизаться, состязаясь на поприще Христовой веры[279]. В противном случае он тщетно будет соревноваться. Ради этой борьбы <и существуют> все разнообразные и трудные упражнения для Бога, чтобы преклонить благоутробие благого [Бога] — да возвратит Он ему первое достоинство — и чтобы отпечатлелся в разумном [начале] Христос, по словам апостола: “Детки, которых я снова рожаю в муках, доколе не изобразится в вас Христос”[280].

Те, чей разум ещё не исцелён, пусть состязаются, чтобы завладеть сперва этим приобретением, не щадя ничего из того, что может привлечь на него [состязающегося] милость Бога. Ибо это есть искупление, посланное Господом Его народу, и это — “великая милость”[281], и это — умилостивление, и это — расторжение средостения великой ограды[282], и это — нетление, и это — вечная жизнь, и это — примирение Бога с людьми[283], и в этом — нищий духом, и в этом — чистый сердцем, ибо он Бога узрит[284].

Следует же знать, что три суть способа внимания и молитвы…” [и далее идёт Метод с самого начала].

2) Несколько стихотворных строк[285], непосредственно предшествующих в ряде рукописей (выяснить состав которых можно, к сожалению, только через обращение к довольно труднодоступным справочникам или самим рукописям) трактату о способах молитвы, были изданы впервые кардиналом Иоанном Батистом Питрой[286] под именем Иоанна Златоуста. Затем эти стихи были изданы[287] (с предшествующим им названием трактата Метод священной молитвы и внимания) под именем Симеона и переведены[288] иеромонахом Пантелеймоном по другой рукописи (монастыря Ксенофа № 36; публикация Питры осталась ему неизвестной), где они непосредственно предшествовали трактату о трех способах молитвы, хотя сами и не были надписаны именем Симеона. При этом переводчик отметил, что в других рукописях[289] автором эпиграммы прямо назван Симеон Новый Богослов. Аналогичное замечание[290] и в CPG со ссылкой на знатока рукописной традиции сочинений, надписанных именем Златоуста, Aldama.

Русский перевод эпиграммы как доступный русскому читателю в собрании гимнов Симеона Нового Богослова в переводе иеромонаха Пантелеймона или в стихотворной имитации митр. Илариона (Алфеева)[291] мы здесь не перепечатываем. Заметим, однако, что если эти стихи на самом деле принадлежат названному автору (а стилистика гимнов и эпиграммы довольно схожа), то это может объяснять перенос авторства на сам трактат о способах молитвы, если последний был сочинён другим лицом. Все же непосредственное соединение в рукописях семёновской эпиграммы с трактатом может являться довольно веским (хотя и отнюдь не решающим) аргументом в пользу авторства Симеона.

* * *

Из научной литературы, специально посвящённой трактату, упомянем ещё несколько работ. Т. Мэйтус[292] опровергает мнения М. Жюжи[293] и Х. Бахта[294], не согласившихся с утверждением И. Осэра о псевдоэпиграфичности трактата и выступивших в защиту авторства прп. Симеона Нового Богослова. Осознавая, что без привлечения рукописей все соображения pro или contra оказываются шаткими, Мэйтус, тем не менее, сравнивая содержание трактата с 30-м катехитическим словом прп. Симеона[295], приходит к выводу, что последний не мог быть автором первого произведения. Х. Байер[296] выступает против мнения А. Риго, что трактат был сочинён после появления творения св. Никифора Исихаста, и отдаёт хронологический приоритет псевдо-семёновскому трактату. В новейшей антологии текстов византийских мистиков А. Риго[297] отвергает авторство прп. Симеона Нового Богослова, указывая, что в ряде рукописей трактат представлен как анонимный либо авторами его названы Симеон Метафраст, Нил Анкирский и др., а авторство приписано прп. Симеону благодаря авторитету последнего у мистиков XIII в. По мнению итальянского учёного, сочинение написано во второй половине (вероятно, в последние десятилетия) XIII в. Согласно Д. Краусмюллеру[298], автор Метода опровергает сначала один из традиционных способов молитвы, в котором воображение и чувства играли заметную роль, что можно подтвердить примерами из агиографической литературы[299]; затем в трактате подвергается сомнению практика синайского исихазма (прпп. Иоанна, Филофея и Исихия Синайских), хотя автор и пытается причислить себя к этой традиции путём почти дословного цитирования «Духовных глав» Исихия при описании третьего способа молитвы[300]. Превосходство третьего способа молитвы, сочетающего в себе преимущества первых двух, достигается во многом за счёт их карикатуризации[301].

Библиографию, посвящённую изданиям текста, переводам и исследованиям Метода, см. также в ИАБ VI, 163–168.

Условные обозначения

В дополнение к указанным в начале книги обозначениям использованы:

† добавляе(-ю-) т

> опуска(-ю-) т

РУКОПИСИ

A = Vatic. gr. 658

B = Vatic. gr. 710

C = Vatic. gr. 730

D = Vatic. gr. 735