Византийские исихастские тексты

22
18
20
22
24
26
28
30

Б.2. Автором трактата является кто-то другой (не Симеон и не Никифор);

Б.3. Где пролегают границы трактата и произведения?

Позиция И. Осэра (радикальная) определяется А.1. При ответе на вопрос А.3 текст Добротолюбия 4.1 признается интерполированным[467]. Симеону принадлежит только часть 2 = 3.2 (но здесь отсутствуют необходимые палеографические уточнения), а Никифору — 3.3 и 4.2. Уязвимые места позиции учёного: а) ещё не отыскалось ни одной рукописи 3.3, которая была бы надписана именем кого-либо другого, кроме Симеона; б) нет ни одной рукописи, в которой части 3.3 и 4.2 были соединены вместе и надписаны именем Никифора; в) соединение в ряде рукописей эпиграммы 3.1 (не принята во внимание Осэром) с трактатом 3.3 (без 3.2) с указанием авторства Симеона.

Позиция А. Риго (умеренная) определяется Б.2. Такого же мнения придерживается и А. И. Сидоров (с правильными и необходимыми оговорками о возможных открытиях при изучении новых рукописей).

Позиция В. М. Лурье (консервативная) определяется Б.1.

Полемику В. М. Лурье с А. Риго см. в указанных в предисловии работах. Однако удивительно, что ни тот, ни другой учёный, похоже, не задался другим вопросом (Б.3), по-видимому, считая его исчерпанным ввиду ответа И. Осэра на вопрос А.3. Предпочтение чтению в Добротолюбии (по-видимому, в т. ч. и 4.1), напротив, отдаёт А. И. Сидоров[468] (и напоминание о чрезвычайно существенном вопросе Б.3, отодвинутом на второй план у Риго и Лурье, является несомненной заслугой патролога).

Отстраняясь от решения проблемы авторства трактата на основе стиля и языка (любые доводы по сравнению стиля трактата с манерой писать Симеона можно опровергнуть апелляцией к особым задачам трактата; стилистический анализ станет возможным только после составления специальных словарей-конкордансов Симеона, Никифора и лексики трактата), остановимся подробнее на второй проблеме — первоначальном виде трактата.

Ещё И. Осэр отметил как палеографический курьёз одну странную особенность Vat. 735 — рукописи, которая вклинивает в рассуждения о втором способе молитвы конец трактата, затем сразу переходит к третьему способу (опуская остальную часть рассуждений о второй молитве), но повторяет при этом снова второй раз конец трактата (причём с новыми ошибками!).

По нашему мнению, учёный не уделил должного внимания этому поистине странному феномену и напрасно не постарался объяснить его. Между тем во время работы над переводом у нас возникли если и не точно такие же, как у писца Vat. 735, искушения поменять местами части трактата, то, во всяком случае, серьёзные недоумения.

В «вопросо-ответной» части проводится довольно неожиданное сопоставление четырёх ступеней Иоанна Лествичника и трёх способов молитвы. Автор доходит до того, что третьей степени «совершенного мужа» (кажется, именно к мужу, а не к юноше, занятому псалмопением, относится мысленная брань, хотя грань здесь между второй и третьей ступенями расплывчатая) он приписывает молитву второго образа, раскритикованную ранее, причём оказывается, что «совершенный муж» предаётся второму способу молитвы чуть ли не постоянно (καὶ πάλιν τῇ δευτέρᾳ προσοχῇ καὶ προσευχῇ ὡς τὰ πολλὰ προσεδρεύει)! Между тем, хотя второй способ молитвы и лучше первого, он все-таки является «ночью» (пусть и «полнолунной») и «мраком ума», а практикующий вторую молитву лишается мзды, окрадывается тщеславием и порицает других. Гораздо резоннее было бы связать все четыре степени Лествичника только с третьим способом молитвы, не упоминая об отвергнутых первом и втором, вместо того чтобы проводить неясные и смутные параллели между восхождением на четыре ступени и разными образами молитвы. В начале трактата третий способ характеризуется скорее некоторыми техническими приёмами (с необходимой приуготовительной частью), в то время как в конце сочинения третий образ фактически вбирает в себя два предыдущих, а его отличия касаются прежде всего последовательности ступеней, нежели способа молитвы. Любопытен и порядок числительных — «второе и первое внимание» — в конце трактата при описании построения стен духовного дома. Возведение стен описывается не столько как достойная оборона взрослого мужа, которому подобает наносить превентивные удары при появлении противника (третий способ молитвы), но как глухая оборона и чуть ли не капитуляция (διαδιδράσκοντες) второго образа. Следовательно, речь идёт о втором способе, который вполне естественно и упоминается сначала при перечислении. Упомянутый же после него первый образ молитвы рискует употреблять только опытный старец, который может взирать на небо очами, но и то изредка и ненадолго из-за опасностей такого способа молитвы. Иными словами, в результате оказывается некоторое смещение акцентов: если в первой части первые два образа молитвы критикуются сами по себе, то из второй половины трактата следует, что они возможны и даже полезны, но только совершаемые правильно и в свои череды.

В итоге можно составить такую схему соответствия трёх способов молитвы четырём ступеням духовного восхождения и трём этапам построения духовного дома:

Образы молитвы (последовательность изложения в трактате обратная)

3. Правильная молитва (относится не только к 1-й и 2-й, но ко всем «ступеням восхождения»)

(3–2. То же, что предыд. пункт, или переход к след.?)

2. Внутренняя умственная молитва, возмущаемая постоянно внешними чувствами

1. Внешняя молитва

Ступени восхождения

1. Умаление страстей

2. Псалмопение

3. Брань мужа

4. Мудрость старца

Возведение дома

1. Фундамент