Спаси меня от холода ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я водил Эмми к психотерапевту, которая посоветовала на первых порах дать ей личное пространство, сказала, что ей нужно время, чтобы приспособиться к новой обстановке. Эмми постоянно спрашивала о матери, пока я улаживал дела со службами, и каждый раз я пытался ей объяснить, что Кара никогда не вернется и больше ее не заберет. Так или иначе, а она перестала спрашивать о Каре, а точнее, вообще перестала со мной разговаривать. Мне казалось, что Эмми осознала смерть Кары, но после сегодняшнего вечера я уже не уверен. Я слышал, что она сказала тебе в спальне.

– Может, Эмми до сих пор ждет, – отвечаю я. – Тебе надо поговорить с ней об этом.

Нилл выдыхает.

– Для нее это важно, – шепчу я.

Тишина, опустившаяся между нами, ножом вонзается мне в сердце.

Глава 15

Нилл укладывается на диване, а я заползаю, как и договаривались, на кровать к Эмми. В идеальном мире признание Нилла освободило бы что-то в нем, чувство вины немного отступило бы и, возможно, это даже немного сблизило бы, нас. Однако в реальности вместо этого между нами выросла стена.

Дело не только в знании о матери Эмми, о женщине по имени Кара, которая в какой-то миг решила, что все слишком сложно. К этому добавляется понимание, что самообладание Нилла, его независимость и спокойная уверенность в себе, впечатлявшие меня с самого начала, в какой-то мере напускные. А я этого не заметила, не распознала.

Как у него так получается?

Каждый день дочь напоминает ему о произошедшем, каждый божий день он видит взгляд маленькой девочки, которая наверняка все равно ждет свою маму. Он чувствует себя ответственным за боль Эмми, хуже того, он считает, что стал одной из ее причин.

Эмми… ей следует узнать, что Кара умерла. Но от одной лишь мысли отнять последнюю надежду у малышки, тихое сопение которой слышится рядом, я крепче вцепляюсь в одеяло.

Ощущаю себя беспомощной и словно парализованной, больше всего мне хочется разрушить эту новую стену между мной и Ниллом и пойти к нему, но я боюсь, что он неверно все истолкует, примет мою потребность в человеческом тепле за жалость и сострадание.

Разумеется, мне и жаль тоже, причем жаль всех: Нилла, Эмми, Кару… и Фэй, и Пиппу, и даже мать. Она оказалась не способна сберечь своих дочерей, но защищает мужчину, который ненавидит собственную семью. Я вечно ее упрекаю в том, что она бросила нас в беде… и это правда, но в то же время и нет. По крайней мере, она была с нами. День за днем. Вставала по утрам, готовила нам обеды в школу и заодно пыталась пробудить в нас сочувствие к отцу.

Мама чертовски много раз поступала неправильно и продолжает так делать. Но она была рядом. Делает ли это ее хорошей матерью?

Я долго вглядываюсь в темноту, прежде чем ответить себе на этот вопрос. Нет. Нет, это не делает ее хорошей матерью. Но она хотя бы не исчезла. Возможно, однажды мне все же удастся это оценить.

Когда я просыпаюсь, уже занимается рассвет. Осторожно откидываю одеяло и спускаю голые ступни на пушистый коврик перед кроватью. С одеждой в руках крадусь в ванну, а чуть погодя – вниз по лестнице.

Нилл лежит на диване в гостиной, глаза закрыты, одной ногой он упирается в подлокотник, вторая немного торчит над спинкой дивана. Он не переоделся, до сих пор в джинсах и футболке, и даже во сне выглядит усталым. Уязвимым.

Внезапно Нилл распахивает глаза, и я подпрыгиваю, застигнутая на месте преступления.

– Привет.

Он улыбается своей фирменной улыбочкой и неожиданно снова превращается в мужчину, которого я знаю, в мужчину, в которого влюбляются все создания женского пола по другую сторону барной стойки, в мужчину, который и во мне самой что-то изменил. Как бы это ни случилось.