Империя вампиров

Аарон взял меня за руку и отвел в сторонку. Серорук молча проводил нас косым взглядом. Наконец мы остановились возле лошадей, где нас никто не мог слышать, и Аарон, отпустив меня, произнес:

– Молю Бога и Деву-Матерь, чтобы они хранили тебя, де Леон. Еще больше молюсь, чтобы ты сам себя поберег. И всего зорче приглядывай за серафимом Талоном.

– За Талоном? Почему?

– В ночь, когда в Сан-Мишон прибыла императрица, когда серафим… застал нас с Батистом… клянусь, я что-то такое ощутил у себя в голове, еще на празднике. Легкое, как перышко, прикосновение… Боюсь, Талон не случайно нас раскрыл. Он хотел от меня избавиться.

– Чего ради?

– Не знаю, но верить ему нельзя, Габриэль. Остерегайся.

Я кивнул, проглотив комок в горле.

Аарон обнял меня, и я тоже заключил его в объятия, опустошенный еще одной потерей.

– Что ж, доброго пути, брат, – пожелал он мне. – Но я не прощаюсь. Мы еще встретимся.

Я проводил взглядом Аарона с Батистом, когда те бок о бок уезжали прочь, во тьму и холод. Подумал, правда ли, что наши пути еще пересекутся. Спросил себя, может ли доброта происходить из греха, и что тогда вообще такое грех? И если Бог любит нас, то отчего так не позволяет нам самим обрести любовь? Как может Он допускать подобные страдания? Отчего счел мудрым сотворить мир, в котором обитают ужасы?

Я спрашивал себя, но ответов не слышал.

Слушать я пока был не готов.

XVII. Меч державы

– Настоятель Халид стоял перед собранием, под статуей Спасителя, на фоне фальшивого Грааля. Все слушали, опустив взгляды, как он своим грохочущим голосом читает проповедь, а я невольно оторвался от алтаря и посмотрел на наших почетных гостей. Оно и понятно: еще никогда Сан-Мишон таких не принимал.

Императрица Изабелла, первая своего имени, возлюбленная жена Александра III, защитника Церкви Господней, меча веры и императора Элидэна, сидела в переднем ряду, окруженная сотней солдат и фрейлинами-воительницами. В королевских желтых цветах и алмазной диадеме она выглядела великолепно; блестящими, как сапфиры, глазами следила за службой. То, что своим присутствием она оказывает честь мне, не укрылось ни от кого.

Сердце грохотало, ладони потели. Аббат же, когда закончил проповедь – а последние ноты хора угасли, как закатный свет, – обратил глаза к высоким сводам собора и небесам.

– Отец наш Всемогущий, Дева-Матерь и мученики, услышьте мою молитву. Средь нас стоит прошедший испытания крови, охоты и клинка верный слуга, коего мы сочли достойным серебряного сана. Примите его клятву и судите о нем верно.

Вставая, я ощущал на себе взгляды всех, кто пришел в собор, а сам украдкой глянул на хоры, на ту единственную, что была мне важна. Расстояние между нами показалось мне непреодолимым, но все же Астрид будто шла со мной рядом. Во рту пересохло, в животе порхали бабочки.

– На колени, инициат де Леон – велел мне Халид. – И произнеси священную клятву.

Я работал на износ, пытаясь заслужить место в Ордене, чуть не сломался на этом колесе. Утратил семью и друзей, прошел испытания – и все это выжгло во мне мальчишку, которым я когда-то был. Грех моего происхождения, за которое Бог накажет меня, и темная правда о том, кто я такой, – все это я принял как плату за право защищать то, что люблю. Тогда я еще не понимал, но каждое падение на пути, каждая ошибка, совершенная мною, вели к этому моменту. Я заглянул в глаза вечности, увидел глубину зла. Понял, какая самоотверженность потребуется, дабы вернуть его обратно в ад. И вот, когда хор снова запел, я осенил себя колесным знамением пред Спасителем, умершим за наши грехи, и опустился на колени.