Я опустил Диор на пол пещеры и убрал у нее с лица прихваченные изморозью волосы.
– Лашанс? Слышишь меня?
В ответ она застонала. Глаза ее были пустыми, губы – фиолетовыми.
– Мне нужно найти топливо для огня. Не засыпай, слышишь?
Девица снова лишь невнятно забормотала в ответ, не поднимая темно-синих, будто подбитых век. Потеряй она там сознание, в себя уже не пришла бы. И тогда я, ругаясь, достал из ножен Пьющую Пепел. Опустив ее на колени Диор, стиснул рукоять так, что побелели костяшки пальцев.
– Не давай ей уснуть, Пью.
– Просто… расскажи ей, сука, о чем-нибудь, ладно? Не давай заснуть.
Я положил руку Диор на эфес сломанного меча. Стоило ее пальцам сомкнуться на оплетке из вытертой кожи, как она распахнула глаза и часто задышала.
– О… о… о Боже.
– Только не надо мрачнухи, Пью, – предупредил я. – Чтоб со счастливым концом, поняла?
– Я серьезно.
Отпустив эфес, я выбежал во тьму. Принялся искать что-нибудь сухое, что сошло бы за топливо, пока не закончилось действие последней капельки санктуса. Я ломился сквозь лес, срывая ветки и мысленно представляя, как Хлоя отпускает мою руку и падает в темные воды. В моей гудящей голове так и звучали ее прощальные слова.
– Диор важней всего, Габи.
Хлоя Саваж. Она верила, верила в эту девицу так сильно, что даже умерла за нее.
Ну и какого хера мне было делать сейчас?
Набрав приличную охапку хвороста, я со всех своих онемевших ног бросился назад к пещере. Диор сидела внутри, скрючившись и дрожа с ног до головы. Зато была в сознании, не выпускала из рук Пьющую Пепел и во все глаза смотрела, как я развожу костер. Я умудрился не потерять огниво, которое взял у капитана, и теперь чиркал им над растопкой. На мгновение вспомнил отчима и его уроки, что он давал мне в лесах Нордлунда, когда я был еще мальчишкой.