Империя вампиров

– Желтовод и ночезем. – Аарон указал на деревянный сарай напротив собачьего загона. – Их мы тоже производим.

Девчонка взглянула на Аарона как на умалишенного.

– Настаиваете дерьмо и ссаки?

– Для селитры, – сообразил я.

Аарон кивнул, побарабанив пальцами по одной из небольших бочек.

– Уроки химии старого серафима Талона не прошли даром, брат. Серу привозят из шахт близ Бофора, а угля у нас навалом.

Диор смотрела на него ошарашенно, а я невольно улыбнулся. Приглядевшись, я заметил, что эти бочки помечены не крестиками, а двойными серпами Манэ, ангела смерти.

– Ах вы пройдохи, делаете собственный игнис.

– Уже много лет как. – Аарон широким жестом руки обвел шато: вооруженных солдат, инженерные сооружения, лающих псов, добрый толстый камень. – Говорю же, не дай Бог принцу вечности залезть под эту юбочку.

Я оглядел городок, вдохнул дым, прислушался к смеху и шуму суеты, звонкому пению металла о металл и позволил себе слабую улыбку. Путь до Авелин выдался кровавый, что уж говорить, а сколько еще было до Сан-Мишона вдоль русла Мер… Но мы нашли хоть какое-то прибежище. Обрели наконец безопасность.

Последний Угодник откинулся на спинку кресла и надолго приложился к бутылке.

Историк все писал в книжонке.

– Что, не следовало тебе, сука, губу раскатывать? – пробормотал Жан-Франсуа.

Габриэль вздохнул.

– Не стоило мне, сука, губу раскатывать.

XV. Солнечный свет и проливной дождь

На пир в зал снесли всю мебель с горы, до последнего колченогого стула и кривого стола. На лоскутные скатерти выложили приборы, выставили щербатую глиняную посуду и разномастные кружки. Собрались почти все жители Авелин, кроме разве что горемык стражников.

Я видел целые семьи, маленьких детей и даже младенцев, и меня вновь поразила мысль о том, что я навлек на них беду. Впрочем, стоило начаться пиру, и я забыл вкус вины, даже задышалось свободнее. Как и говорил Батист, поводов для праздника в те ночи выпадало мало, и люди не знали, в честь чего гулянье, но все равно пришли: они вкушали кроличье рагу, горы шампиньонов и горячий картофельный хлеб. Я не знал, в чем секрет местного повара, но кто бы ни служил на кухне, он был просто кудесник – я даже попросил еще картошки.

Трио менестрелей принялось наяривать веселые мелодии, расчистили место для танцев. Диор, набив живот, сидела по правую руку от меня перед пустой миской. Какой-то бедолага взялся отстирать одежку, которую я прикупил ей, от пятен крови, и ей предложили пока походить в платье. Но она отказалась и одолжила у Аарона старый камзол. Уже одно это говорило о том, что бдительность она не ослабляла даже в тепле и веселой компании. Наряд Диор носила, как броню, и волосы опустила на лицо. А еще она пила уже третий стакан водки домашнего брожения а-ля Батист.

– Не налегала бы ты, – предупредил я. – По мозгам бьет, как одуревший от похоти мул.