«Они не захотели даже начать обдумывать план побега… – Маришка зажмурилась, ощутив, что глаза вновь защипало. – Ему всё равно, он готов самолично выпроводить меня из своей жизни…»
Пришлось разозлиться на саму себя, чтобы изгнать это противное, ноющее…
«Когда Танюша исчезла? – тогда Маришка принялась яростно копаться в воспоминаниях. Просто так и заставила себя это делать. – Она не поспела за нами, когда мы услышали шаги учителя, или же отстала раньше? Побежала назад, к спальням, или спряталась в галерее? Могла ли малая услышать что-то, увидеть и испугаться? Или и вправду решила сбежать ещё до приезда сюда? Но какой в этом смысл, могла ведь уйти и в Ирбите, раньше…»
Столько вопросов. А ответы взять неоткуда.
«Могла ли она увидеть то же, что и я?..»
Заглядывала ли девочка под кровать? Заглядывал ли туда кто-то ещё, кроме неё – Маришки?
Мысли снова ушли не туда. Мерзкое чувство от Володиного предательства мигом исчезло, уступая место…
«Нет! Не думай об этом! Хватит. Хватит!»
Она должна выдержать все испытания. Она должна доказать, что достойна прощения.
За окном снова поднялся ветер. Вой прорывался сквозь щели, недружелюбно скрипели ставни.
Маришка принялась за молитву. Пылко, с остервенением проговаривая просьбы о милости, о прощении. Её шёпот мешался с хороводом звуков, порождаемых снежной бурей. И всё равно, даже сквозь всё это, Маришка услышала ещё один едва слышный шёпот.
«Всевышние, прошу-прошу…»
От ужаса волоски на руках встали дыбом прежде, чем до неё с запозданием дошло: шёпот доносился с соседней кровати. А слова различить всё равно было невозможно. Так что, открыв глаза и повернув голову, Маришка, раздосадованная собственными донельзя расшатанными нервами, раздражённо процедила:
– Всевышние, ну чего ты там бубнишь?
Настя так и лежала – носом к стенке, укутавшись с головой в одеяло. Только светлые волосы свисали с подушки.
– Моя сестг'а г'аспг'остг'аняла листовки г'еволюционных кг'ужков, – прошептала подружка. И хотя на этот раз голос был громче, она так и не повернулась.
– Что?! – Маришка впервые об этом слышала. Она приподнялась на локтях, о чём тут же пожалела: спину обожгло болью. – Правда?
– Пг'авда, – Настя издала странный звук – то ли смешок, то ли вздох, то ли всхлип. А потом добавила совсем механическим, бесцветным голосом: – И её посадили на кол.
Ковальчик поперхнулась собственными так и не покинувшими глотку словами. Рухнула обратно на кровать, не в состоянии отвести взгляда от затянутой одеялом тощей спины на соседней кровати. Таращилась на неё так, будто от этого зависела собственная жизнь.
А старые окна так и стонали от бушующего снаружи ветра.