– А ежели кто патрулирует коридоры?
– Патрульные слепят сами себя.
То было правдой, не раз проверенной в деле. Тень самая тёмная у кромки света, а лампа не освещает дальше четырёх аршин. За их пределами привыкшим к огню глазам не видать ничего.
Ночью и свет, и темнота играют на воровской стороне.
– А ежели кто-то попросту не спит? Ежели Яков молится ночи напролёт своим проклятым статуэткам? Зайдёшь и всё, пиши пропало. – Александру редко когда нравились наспех слепленные планы.
– Удрать всегда успеется.
– Чаго? Это ж не вылазка в город! Ваше инкогнито, сударь, раскроется за минуту.
– Нам нужны доказательства.
– Он нас знает!
– Да, он нас знает. Значит, рискнём.
Александр сжал кулаки. И злобно прищурился.
Алёша на соседней кровати заворочался. Вздохнул, коротко мыкнул и снова замер.
– У нас нет времени, – как можно тише сказал Володя. – Сбежать из рабства – это тебе не из приюта в самоволки шастать.
– Да ну? Правда?
– Чего тогда испугался? Порки? Неужто она страшнее цепей?
– Все ещё есть вероятность, что мы ошибаемся!
– А ежели нет?!
Они уставились друг на друга одинаково ядовитыми взглядами. Володя сплюнул себе под ноги:
– Коли так ссыкотно, оставайся, будь добр. Но я… – он сунул воровской ключ в карман, – уж лучше буду зализывать следы от хлыста, зная наверняка, что ошибся, чем целехонький срать в дирижабле работорговцев.
– Я пойду за тобой куда угодно, ты об этом знаешь, – огрызнулся Александр. – Лишь прошу тебя не быть кретином! Заливал Ковальчик «не убегай… всё обдумаем, без спешки». Какой обдумаем? Времени нет. У короткого ума язык-то длинный.