Уильямс до конца боя пролежал без сознания, поэтому в него не попала ни одна пуля и он не видел, как дерутся солдаты, которые методично крошат друг друга на ленточки, не чувствуя той боли, о которой знают. Думаю, он очень страдает, что не был с товарищами, когда их убивали одного за другим. Ему стыдно и обидно, и эти чувства давили на него не слабее, чем сам факт гибели друзей.
«Никто не пройдет!» – возвестил с экрана королю Артуру и его слуге Черный Рыцарь. Король не отступил, и началась дуэль. Уильямс пробубнил:
– Какой же у Терри Гиллиама лакейский вид.
– Это потому что он играет оруженосца.
– Да нет же. Ну ты же понимаешь? Он на экране как влитой. Даже не верится, что он потом сел в режиссерское кресло.
Я перевел взгляд с Уильямса обратно на экран. Артур взмахнул мечом – и у Черного Рыцаря отлетела левая рука прямо от плеча. Из раны обильно брызнула оранжеватая кровь.
«Подумаешь, царапина», – отмахнулся Черный Рыцарь, и поединок продолжился.
Там, у поездов, все происходило точно так же. Я потягивал пиво и размышлял. Мы такие же, как наши враги.
Полетела вторая рука. Черный Рыцарь и тут даже не пикнул и продолжил драться, выплескивая во все стороны кровь. Он не корчился от боли, а насмехался над Артуром и сражался. Следом он потерял и ноги. Извивался на земле, пока не затих.
До того, как товарищей в Индии собрали обратно, я успел посмотреть на куски, разложенные на столе в полевом морге и обдумать вот какую кощунственную вещь: под крыльями самолетов, под целлюлозной оболочкой капсул вторжения, в ахилловых сухожилиях грузовых птиценогов на производствах набито такое же мясо. Только тут человечье, а там – дельфинье и китовое, вот и вся разница. Но и тут, и там – мышцы, которые питаются пульсирующей кровью.
Помню, я думал, глядя на ошметки, что нашим телам бы тоже неплохо отслеживать метаисторию. Проставить отметку на каждой клетку – и не надо ломать голову, как собирать такие пазлы.
Метаистория. Альфа-консьюмеры с утра до ночи играют с метаисторией в гляделки. Отслеживают путь продуктов, которые выкладывают на тесто пиццы в «Доминос». Сыра, маринованных овощей, бекона, ананасов. Муки, из которой тесто замесили, яиц и кучи других мелочей. Откуда они родом, когда их собрали, кто перевез, сколько раз перерабатывали. История муки. Сыра. Раньше таких людей называли смарт-консьюмерами[34], но как-то неловко называть самого себя «умным», поэтому заменили на «альфа». Чувствительные потребители создали форум о товарах, которые покупают, и там писали о самых безопасных продуктах, самых эффективных процессах, спорили о рациональных стратегиях выбора, давали советы производителям.
Часть альфа-консьюмеров – лидеры мнений в разных категориях товаров, и часто таких звезд сразу несколько. Они занимают на форуме лидирующие позиции и в отдельных случаях даже заметно влияют на продажи. Изучают историю шнурков на ботинках, а следом и нитей, из которых они изготовлены, а потом рассуждают о самых дешевых нитках и самых прочных шнурках.
Можно сказать, что так накапливается память вещей.
Хотя отдельным ошметкам человека бирки не присвоены, но все же нашу жизнь пронизывают метаданные. Теперь уже остается этим только пользоваться.
Если дать программе доступ к персональной информации, она составит биографию человека на основании записей о покупках, перемещениях, переданном траффике и, конечно же, галерей и дневников. Она собирает все метаданные в одну книгу, притом, если называть вещи своими именами, из нее до жути хороший редактор. Человек может считать себя самой заурядной ячейкой общества, но программа выдаст вполне себе историю. Каждый ведь хоть раз да хотел бы почитать о себе книгу… Всего три часа – и, скажем, из жизни тридцатилетнего отрендерятся мемуары страниц на четыреста.
Тем летом мама в больнице прождала моего решения несколько дней. Я искал по маминому хранилищу документы, доступные с гостевого аккаунта, обшарил общесемейную часть архива, но компиляции жизни не нашел. Интересно, она вообще ее делала? В прошлом году провели исследование, которое показало, что семьдесят процентов американцев прогоняли данные через программу. Даже самому ничего делать не надо, знай себе жди, что получится – мало находилось таких, кто не отважился хотя бы попробовать.
Если бы я нашел тогда компиляцию ее жизни, то изменилось бы мое решение? Если бы прочитал книжку, по мгновеньям составленную из мелких обрывков метаданных, может, оставил бы ее как есть, сменил бы работу и навещал бы в больнице раз в неделю?
Тем, кто остался в живых, обычно остается только гадать, что было бы, если. Но только самые отъявленные нарциссы воплощают такие мечтания в жизнь.
Нами правят мертвые. Через невозможность повторения их опыта.
ebooksa