Орган геноцида

22
18
20
22
24
26
28
30

– В каком-то смысле. Хотя мне больше нравится слово «просвещенный».

Люциус излучал спокойствие и производил, как правильно заметила Люция, впечатление философа. Он очень осторожно подбирал слова. Сперва обдумывал мысль, а только потом говорил, поэтому перед ответом выдерживал довольно долгие паузы.

– Потому что Просвещение – особый плод европейской культуры? Нам, американцам, это не всегда понятно.

– Вовсе нет. Когда-то и Америка славилась тем, что несла миру свободу и демократию. Тоже очень просвещенные цели.

– Не ожидал иронии.

– Я вовсе не иронизирую, – с совершенно серьезным лицом ответил Люциус. – Высокие технологии, масштабность и увеличение стоимости труда значительно раздули стоимость современной войны. Грубо говоря, она больше не приносит такого дохода, как раньше. При любом уровне контроля над нефтью. Так почему же тогда американцы продолжают воевать? Почему тушат по всему миру пожары, протягивая руку помощи даже частным предприятиям? Кто-то говорит, что из любви к справедливости, но это так дорого, что иначе как просвещением я такую политику назвать не могу.

– Просвещение. Война – просвещение?

– Не знаю, как это воспринимают сами американцы, но определенно ваши современные военные творят просвещенную войну. В каком-то смысле прямо-таки жертвуют собой ради принципов человечности и альтруизма. Впрочем, это касается не только Америки: таким критериям приходится отвечать всем более-менее просвещенным странам, вторгающимся в чужие дела.

– Кажется, вы нас не очень-то одобряете.

– Нет, – честно ответил Люциус. – Я сейчас не оцениваю действия с моральной стороны. Просвещение – это всегда процесс, навязанный одной из сторон.

Меткость его ответа сбила меня с толку. Я прямо спросил, в самом ли деле он просто владелец бара. Люциус улыбнулся:

– Эрик Хоффер работал портовым грузчиком. А ваш любимый Франц Кафка – мелким чиновником. Говорят, все профессии равны, но мыслителям выбирать не приходится.

– О чем говорите? – спросила Люция, которая как раз вернулась к нам.

– О том, что свобода – это валюта, а война – просвещение.

– Короче, как всегда, – улыбнулась Люция. Владелец бара ответил ей тем же.

– Ну, не так много людей способны поддержать подобный разговор. Что ж, простите: мне надо отлучиться в офис. С большим интересом провел с вами время. Будет желание – заглядывайте еще, мистер Бишоп.

– С удовольствием.

Я проводил его взглядом, пока он не скрылся в недрах помещения.

Отчего-то спина Люциуса внушала мне смутную тревогу.

3