Кровь и мёд

– Почему болиголов не действует на тебя, mon amour? – Огюст выпустил ее губы и погладил по щеке. Казалось, кроме них двоих в комнате больше никого нет. – Почему он тебя не дурманит?

Мадам Лабелль вздернула нос.

– С первого же дня нашей встречи я сама вводила себе болиголов каждый день.

– Ах, ясно. – Он впился пальцами ей в кожу. – Вот тебе и искренние чувства.

Дверь кабинета распахнулась, и в комнату вошел мужчина в ливрее.

– Ваше Величество, я задерживал священников как мог, но они настаивают на том, чтобы начать мессу незамедлительно.

Еще секунду Огюст смотрел на мою мать. Затем, вздохнув, отпустил ее и поправил одеяние. Пригладил волосы.

– Увы, похоже, с беседой придется повременить до окончания торжеств. – Он с выученной ловкостью нацепил черные перчатки, а вместе с ними – и маску. Личность другого человека. – Когда все будет кончено, я пошлю за вами – если только она сама к тому времени не прибудет сюда.

– Мы ведь уже сказали. – Я сомкнул глаза, борясь с головокружением и тошнотой, но от темноты стало только хуже, и пришлось открыть их снова. – Моргана уже в городе.

– Я говорю не о Моргане, а о ее дочери.

Зловещая улыбка Огюста блеснула, бросив на мое сердце тень. Тень страха. Только теперь я наконец ощутил его.

– Если ты любишь ее так сильно, как утверждаешь, она придет за тобой. А я… – Проходя мимо, он похлопал меня по щеке. – А я буду ждать.

Если подобное вообще было возможно, в подземельях оказалось еще холоднее, чем на улицах. В углу нашей темницы, где вода стекала по камню в лужицу на земляном полу, наросли сосульки. Я привалился к железной решетке, чувствуя, как ослабело мое тело. Руки мадам Лабелль были все так же связаны, но она потерла рукавом о лед, чтобы смочить ткань, и присела рядом со мной, пытаясь утереть мне лицо.

– Поскольку тебя обильно стошнило и весишь ты немало… – проговорила она, тщетно пытаясь меня утешить, – действие инъекции должно скоро пройти. К тому времени как Луиза явится нас спасти, ты будешь чувствовать себя прекрасно. Остается лишь надеяться, что она догадается о произошедшем прежде, чем нас съедят крысы.

– Она не придет, – глухо ответил я. – Мы с ней поссорились. Я сказал, что она похожа на мать.

Бо отломил сосульку и швырнул ее в стену.

– Ну прекрасно. Просто замечательно. Молодец, братец, ничего не скажешь. Поскорей бы полюбоваться на твою селезенку, когда крыса до нее догрызется. – Он обернулся к мадам Лабелль. – А вы не можете… ну не знаю… как-нибудь вытащить нас отсюда колдовством? Вы, конечно, связаны, но ведь достаточно лишь шевельнуть пальцем, верно?

– Наши оковы смазаны неким веществом, которое снижает чувствительность. Я не могу даже пошевелить руками.

– А локтем можно? Или пальцем ноги?

– Можно, конечно, но выйдет неуклюже, непредсказуемо. Вероятно, если я попытаюсь, то сделаю только хуже.