Адрия скрипит зубами, слушая, как он в очередной раз сотрясает воздух криком.
– Проваливай, – шипит она, давая ему последний шанс, но тот не двигается с места.
По лестницам и коридору до входной двери она пролетает на одном вдохе, чтобы уже на выдохе распахнуть дверь и встретить парня проклятьем:
– Какого черта ты приперся сюда, Лайл?! – не дожидаясь ответа, она прямо босиком проходит вперед по мелким утрамбованным камням, чтобы перейти с порога в угрожающее наступление, почувствовать, что ее тело еще живо, пусть и в испепеляющей злости, в раздражении, заедающем в нервных окончаниях. Камни впиваются в кожу ступней, саднит в горле собственный голос. Все тело сводит нервной судорогой. – Какого черта ты думаешь, что имеешь право вламываться в мою жизнь?
Мартин теряется, оглядывая Адрию, точно не ее он звал несколько минут и хотел увидеть.
– Я хочу помочь! – оживает он, отступая на шаг.
Роудс сжимает зубы, ударяясь сильным толчком ему в грудь и даже не вслушиваясь в голос, который когда-то находила приятным.
Все приятное, что было в Мартине Лайле, погибло еще в мае, загнулось под чужими взглядами, сгнило. К осени осталась только злость. Только отречение и безразличие, дурное желание уничтожить эту связь. Осквернить ее, потопить в болоте пороков и никогда больше не вспоминать. Сделать больно, в конце концов.
Но своей заботой Мартин делает куда больнее, чем способна сделать Адрия, если бы содрала с него кожу и разодрала в кровь плоть:
– Позволь помочь тебе, Адрия!
Она теряется на секунду, сбитая с толку этой фразой. Что-то в его фразе неправильно, что-то, о чем они негласно договорились не упоминать. Не делать из их случайных пагубных встреч нечто большее. Не позволять друг другу думать, что их связывает что-то большее, чем взаимная боль, которую они способны причинить друг другу, или привычные пороки, которые заставляют их почувствовать себя живыми.
Мартин Лайл переходит черту.
Растерянно и беспомощно Роудс пялится на него, пытаясь связать одну мысль с другой, но ничего не вяжется. Новая вспышка ярости, и уже в следующее мгновение ее голос срывается в тупое отчаяние, которое за последние дни так остро ощущает Адри:
– Помочь? Помочь зачем? Ты сделал достаточно!
Ее голос содрогается в хрипе – как много слов она затаила на дне собственной боли, и теперь все они дерут ее изнутри, требуя правды.
Но Адрия еще не готова к правде.
Как не готов Мартин. Но с тупой оголтелой самоотверженностью он зачем-то рвется вперед:
– Я сожалею об этом, понимаешь?!
Вопрос, повисший в воздухе, взрывается между ними петардой. Но прежде чем это случается, Адрия успевает раскрытой ладонью яростно толкнуть Мартина в грудную клетку. Он не понимает. Не понимает, что делает здесь и почему задает эти вопросы. Не понимает, какую дурную роль он играет в ее падении, если думает, что может что-то исправить.
Адрии не нужно ничье сожаление.
ebooksa