Неведомый

Неожиданно Даль рассмеялся:

– Говорят, Дага совсем помешался. Целыми днями пьет и разговаривает с деревьями. Или стоит на балконе и, хохоча, плюет на головы людей. Последнее письмо яграта из Шегеша только подтверждает мои слова, ваше величество. Лорд расширил свои полномочия и теперь казнит и милует на свой манер, минуя храм и очищение. Думаю, что помощник из него выйдет дурной.

Абнер терпеливо дослушал законника и поморщился.

– Помилуйте, Хоуп, вы ведь взрослый человек. Избавьте меня от сплетен не в меру болтливого служителя. Напишите ему, чтобы меньше следил за Титом и больше молился. А еще лучше – пошлите яграта вглубь Шегеша лично убеждать крестьян, что вера в Слепого бога – благо, а не наказание. Мольцу давно пора растрясти свои старческие кости. В письме сообщите, что я отправляю лорду в помощники одну из теней Эриха Теодея. Собственно, тот сам отвезет это письмо и представит себя Титу. – Абнер осторожно помассировал ревущее колено и кивнул разведчику. – В замок был отправлен отряд тахери – небольшой, для того чтобы оценить обстановку. Позже сообщите, что они выяснили. Мне нужно знать, сколько воинов послать туда на подмогу. Пусть следят за лесами и ближайшими деревнями, допросят всех жителей. Но помнят: насилие – последний довод тех, у кого есть власть.

Витар, до сих пор хранивший молчание, начал деликатно покашливать. Абнер вопросительно приподнял бровь, и мастер сложил свои сухие костлявые руки поверх стопки счетов, принесенных на рассмотрение.

– Должен напомнить вам, ваше величество, что наша казна скудна. Необходимы новые поступления, и, если вы позволите, я напишу императору Небре. Думаю, он нам не откажет.

– Не откажет, – согласился Абнер, – но писать ему не позволю. Королева займется этим вопросом сама. Что-то еще?

Неугомонный Риг поднял палец.

– Я слышал, из Паучьей крепости выбралась дочь Тита. Рунд, если не ошибаюсь, – нам пришел отчет командования боевой императорской гвардией. Они пишут, что девушка проявила себя как верный подданный. Нет никаких причин для опасений.

Абнер усмехнулся. Он помнил Рунд – видел мельком, когда детей собирали в Амаде, чтобы после разделить и отвезти в разные крепости императора. Маленькая, перепуганная, она пряталась в тенях, и лицо ее, изуродованное огнем и не скрытое больше волосами, неприятно удивило Абнера. Он подумал было, что не стоило отбирать у Тита больную дочь, но после задушил в себе жалость. Какой бы ни была, оказавшись в руках Небры, Рунд стала гарантом верности Тита.

Девочка рассматривала Абнера единственным уцелевшим глазом, и в его темноте он видел страх – и ничего больше. Такой же, какой испытывал сам, будучи ребенком. Протянет ли она хоть месяц? Абнер распорядился, чтобы ее били меньше других и проследили за сохранностью головы, но слишком хорошо знал, что крепости для воспитания тахери сделаны из детских слез и криков. А что творит с людьми насилие, Абнер прекрасно мог сказать по своему опыту.

– Эрих, вы отправите одну из теней завтра на рассвете. Засвидетельствуйте лорду мое почтение, и пусть тень наблюдает за его дочерью – я хочу знать все, что заметит его зоркий глаз. – Теодей поклонился и улыбнулся уголком губ – он был счастлив. – Титу полезно знать, что мы о нем не забыли.

✦✦✦✦

Лестниц в Ройге хватало с избытком, и Абнер каждый раз, направляясь в свои покои, боролся с желанием опуститься на четвереньки и позорно поползти вверх по грязному мрамору. Эти чудовища, желающие ему смерти, преследовали его повсюду. А в последние годы, кажется, их даже стало больше, чем прежде.

– Проклятие!

Абнер остановился и с тоской посмотрел на ступеньки, по спирали уходящие на третий этаж. Только бы никто здесь не появился – слишком велик шанс опозориться вновь.

Однажды пес вцепился в его кишки прямо на ступеньках, где Абнера, измазанного в блевотине и крови, и нашел Сенна. Хорошо, что это случилось ночью, но плохо, что ноги толстого борова не нашли для себя другой дороги. До той поры о болезни знали только Брунна, Абнер и покойный Санд, которому болтать мешало отсутствие языка. Сенна тоже решил не говорить лишнего – возможно, боялся за свою голову. Или, как считал Абнер, советник просто приберегал такие ценные знания для самого неудобного королю случая.

Нелюбовь Стеврона осталась жить и после его смерти, пропитала каждый камень в крепости и проникла в сердца всех, кто окружал Абнера.

Чахоточный мальчик, заморыш и крысеныш – так покойный Стеврон звал своего наследника. В раннем детстве Абнер находил это веселым. Ему казалось, что отец просто забыл его имя, а потому выдумал кучу забавных прозвищ. К тому же он и вправду был хилым и болезненным – рожденный для мук, со смертью за плечом.

Но Абнер перестал смеяться, когда Стеврон впервые его ударил, а после, найдя это развлечение подходящим, награждал сына тумаками за малейшие провинности. Добрый, мягкий король наедине с сыном превращался в свирепого монстра. Иногда лишал ужина и запирал в храме, где Абнер, обливаясь горькими от обиды слезами, всю ночь смотрел на статуи Старицы и Старца. Последний, творец всего сущего, вызывал страх – в мраморных чертах он видел лицо Стеврона. А в Старице, матери всех народов, находил утешение, поскольку своей был лишен с рождения.

Прошло больше тридцати лет, но Абнер до сих пор помнил, насколько холодным был пол в роскошном храме. Иногда священник, сжалившись, угощал его пресным хлебом и кипятком.