Неведомый

Горик обернулся. В маленьких черных глазах застыло непонятное выражение, которое Рунд истолковала по-своему.

– Хотите убить меня? Ваш король, наверное, расстроится.

Мужик фыркнул:

– У нас есть еще твой дружок, девица. Но ты не трясись, никто убивать тебя не станет. Подаришь каплю крови, и хватит. Эй, Мушка, давай сюда нож! Он у него особенный, – Горик осклабился, показав в улыбке крупные желтые зубы. – Открывает ворота духам. Ты думаешь, отчего он такой чудной, наш Мушка? Он тигори, шаман. Одной ногой тут, другой там. Мы храним веру старым богам и князю Норволу. Его род всегда был к нам добр.

Рунд не удержалась от ответной улыбки.

– Так добр, что пил вашу кровь, а плоть дарил своим выдуманным богам?

Лицо Горика тут же помрачнело. Он наставил на Рунд указательный палец – толстый и грязный – и потряс им, как будто отчитывал ребенка.

– Ты это, девка, брось. Наши боги старше той вонючки, перед которой ты отбивала свои колени. Думаешь, кто выклевал его зенки? Вороны. Слишком многое хотел узнать тот дурак. У твоего бога раньше было имя. Об этом ваши паскудники не говорили?

Не говорили. Да Рунд и не спрашивала, считая выдумкой всех богов, которых ей подсовывали. Проще и надежнее казалась вера в меч и руку, которая его держала. Боги никогда не приходили к ней, сколько ни молись. Рунд поняла, пусть и не сразу, что рассчитывать нужно лишь на себя. Никто тебе не поможет, если только сам не раскорячишься как следует.

Тем временем Мушка достал нож – широкий, с костяной рукояткой, он удобно лег в ладонь Горика. Петра деловито очищал от травы чашу недовольного идола, обращенного лицом к западу. Завершив свое дело, он опустился на колени и, раскачиваясь взад-вперед, принялся что-то бормотать себе под нос. Все они тут сумасшедшие. Рунд скривилась.

– Боги давали нам плодородные земли в обмен на малые дары. Все мы пришли из земли, и все туда уйдем. Рано или поздно – так какая разница когда? – Горик провел пальцем по кромке лезвия и крякнул. – Хорош зверь. Пойдем?

Вопрос был лишним, поскольку мнения Рунд никто не спрашивал. Веревка, натиравшая шею до крови, потянула ее к богу, как овцу. Овца как есть, и будь у Рунд больше смелости, она бы нашла способ покончить со своей никчемной жизнью. Впереди наверняка ждут пытки, а после – мучительная смерть в сырых пещерах Великаньего хребта. Увлекательное приключение. Что до Бёва… Рунд оглянулась, но не смогла разглядеть ни Феда, ни лошадей, только воздетые к небу ветви. Стылый ветер, дувший с гор, отвешивал ей пощечины – одну за другой.

В конце концов, Бёва тоже можно убить. Вряд ли друг, будучи в сознании, предпочел бы пещеры свободе, пусть и посмертной.

Подумав о том, какое будет лицо у Тита, когда он не дождется дочь, Рунд рассмеялась. Петра занес палку, приготовившись ударить, но Горик поморщился и остановил его.

– Девка сошла с ума, такое бывает. Пусть смеется, это делу не мешает. – Горик дернул Рунд за связанные руки и закатал грязный рукав потрепанного плаща. Рунд посмотрела на голубые вены, извивавшиеся под бледной кожей, словно жуткие черви. Это тоже показалось ей смешным. Она не отвернулась, когда лезвие погрузилось в плоть, напротив – смотрела, не отрываясь, на кровь, текущую в чашу. Боль скользнула по телу – привычная подруга.

Закончив, Горик оторвал кусок от рубашки Рунд и перевязал рану. Мотнул головой, и Петра отвел ее к другому идолу, которому недоставало половины головы. Петра усадил девушку на пол и крепко привязал к холодной туше бога. Осмотрел ее и улыбнулся впервые за весь путь.

– Вот увидишь – боги будут на нашей стороне.

В ответ Рунд снова рассмеялась. «Наверное, я схожу с ума».

За это она получила увесистую оплеуху, и во рту тут же стало солоно от крови. Петра оглянулся, но Горик и Мушка, занятые разведением костра, не обращали на них никакого внимания.

– Придержи свой язык, паскуда. Нам велено доставить вас живыми, но никто не говорил, что все руки и ноги должны быть на месте.