«Откуда взялся?» — «С улицы Ленина…» — «Кого там знаешь?»
Если бы я назвал кого-то из пацанских авторитетов из центральных кварталов, то разговор был бы совсем другой. Тогда я понадеялся на тренировки самбо в обществе «Динамо», за что болезненно поплатился. Сейчас ничего не стоит упомянуть Серебрянского и иных чинов НКВД, что не числятся во врагах народа. Если товарищи не сразу поверят, то уж точно полицию отзовут, запросят снова про Париса.
Я открываю рот… И молча закрываю его. Как рыба, вытащенная из воды. В глазах Курносого лучится решимость выполнить приказ о разоблачении белогвардейца. А любое отступление от команды, экспромт, так сказать, запросто назовут актом вредительства. Курносому это надо?
Его руки под столом. Есть ли в них оружие, не знаю. Но коль он решил перестраховаться по полной, мне тем более…
— Молчите? Учтите, мы не остановимся перед серьезными мерами. Война с белыми не закончена, пока на свободе хоть один из вас.
Даже так? Ну, повоюем.
Опрокидываю стол. Стакан с горячим чаем должен попасть Курносому в лицо. Судя по воплю, удалось вполне. Некогда проверить — занимаюсь вторым. Ушастый поднимает руки в стойке, тысячу раз виденной в спортзале. Увы, коллега, мы на войне, как сказал твой начальник. Я прыгаю к столу, где двое упитанных господ русского типа с интересом обернулись на шум кабацкой драки. Солонка с сорванной крышкой летит в глаза оппоненту. Отличная реакция, закрывается предплечьем. Тем спасает себя от соли, но не от удара ногой.
Не добиваю — соотечественник все же — и проскакиваю в подсобку. Жаль, что она не запирается изнутри. Вот я в парадном. Удрал? Нет, слышу топот ног снаружи. Неужели советская разведка или полиция успели отправить кого-то к запасному выходу? Там может и пуля встретить. Поэтому бегу по лестнице вверх.
Считанные секунды до верхнего этажа заняты торопливым перемалыванием простой мысли: что если меня действительно скрутят, сдадут болгарам и я буду вынужден махнуть корочками СД? Наши, естественно, раструбят в газетах, что вскрыли вражеские происки, болгарская полиция выдаст меня Рейху, где придется ответить на крайне сложный вопрос: на кой ляд мне потребовался контакт с НКВД без ведома Олендорфа? Даже если привлеку «дядю» и промычу жалобную версию, что через вымышленное оперативное погоняло хотел связаться с врагами для выяснения судьбы отца, мало не покажется. В лучшем случае отправят охранять самый захолустный концлагерь. В худшем… Да все что угодно. Слишком много знаю благодаря аналитической службе. Поэтому — бежим!
Я тщетно сражаюсь с запертой массивной дверью на чердак. Сапоги гремят по лестнице. Столь же массивная створка в квартиру на верхнем этаже приоткрывается. На меня изумленно глядит усатое лицо немолодого мужчины. Явно не самого смелого, раз поперек проема тянется цепочка. Думает, меня остановит жидкая преграда?
— Сударь, прошу простить великодушно…
Пусть думает, что я и правда из белого движения, если услышал эти слова. Сорванная с цепочки дверь приложила его в лоб без малейшей жалости. На войне как на войне, страдают и нонкомбатанты.
Запираюсь изнутри, словно пожилая графиня от грабителей. Мчусь к балкону. Даже если советско-болгарская погоня засекла, в какую дверь я шмыгнул, понадобится время, чтоб сорвать ее с петель.
Балкон, карниз, крыша. Седой парик слетел с головы. Летний плащ, усы, шляпа, трость — вся маскировка заталкивается в дымовую трубу. Прошу простить великодушно, господа, когда вы вздумаете растопить камин.
Без усилий перепрыгиваю на соседнюю крышу, а когда соскакиваю с пожарной лестницы, случается беда. Стопа подворачивается, из голеностопа доносится отчетливый треск. Кость или сухожилия? Некогда выяснять! Сейчас спалюсь.
Пусть я выгляжу иначе. Но ясно же, что пожилой торгаш — маска. Объект погони удрал через крышу, и вот поблизости мимо Светы Петки едва ковыляет рослый молодой человек без шляпы. Трудно сложить один плюс один?
Боль такая, что запросто потерять сознание. Уже высматриваю укромное место, чтоб забиться и переждать облаву. Как назло, на примете ни одного возможного схрона. Через арку выползаю на Соборную, там тоже все убийственно открытое, за спиной слышны полицейские свистки…
На стоянке, занимая два места, высится лакированная глыба «роллс-ройса». Я хромаю к нему и даже не могу рассмотреть, есть ли кто-нибудь в салоне, картинку перед глазами застилает серая пелена. Дергаю дверцу, не заперто… Не знаю, нашел ли бы силы на взлом.
Просто падаю на задний диван, лицом в какую-ту ароматную женскую тряпку. Сквозь туман слышу голос: «Это вы, барон?» И едва бормочу в ответ: «Умоляю, уезжайте скорее».
В разведке и контрразведке есть такое понятие «интимно-деловые отношения», когда романтика и видимость возвышенных чувств маскирует использование партнера для своих целей. А что может быть романтичнее для дамы, чем спасти красивого мужчину?