Про первую встречу Оксана сказала правду, все так и было: она увидела идущего за ней к стоянке мужчину, перепугалась, добежала до машины, села в нее и уехала.
Но во второй раз, когда преследователь стоял возле дерева неподалеку от ее дома, Оксана смогла его рассмотреть. Поначалу решила, что это маска. Какой-то малолетка подшутить вздумал – вот что пришло в голову. Вспомнил про недавний Хеллоуин, нацепил на себя черт-те что и пугает людей.
Нет, не людей… Ее одну пугает и преследует, ведь это за ней он сюда притащился! Оксана вспомнила эту одежду: рваные, выпачканные в грязи брюки, куртка, которая когда-то была синей, а теперь стала буро-черной. Свет фар высветил большую желтую эмблему на левой стороне груди, что-то вроде улыбающегося солнца, и Оксана поняла, что уже видела этого человека в синей куртке с дурацкой картинкой.
А потом в глаза полезли и другие детали, от которых у нее волосы на голове зашевелились от ужаса, словно кто-то перебирал их холодными мертвыми пальцами.
Босые ноги – ботинки, видно, свалились, но какое неудобство это могло причинить тому, кто умер? Кособокая фигура: одно плечо висит, второе задрано к уху. Повисшие вдоль тела, как у веревочной куклы, руки. Свалявшиеся колтуном волосы. Лицо…
Никогда ей не забыть этого лица! Сине-белое, с расцветающими на лбу и щеках трупными пятнами, напоминающими гнилые цветы, с почерневшими губами лицо мертвеца пялилось на Оксану единственным глазом. Второй глаз выели речные раки, подумалось ей; она осознала, что труп, который ее преследовал, выбрался из воды: каждая пора жуткого лица сочилась влагой, вода вытекала из глазниц и раскрытого рта…
Оксане удалось убежать и на этот раз, и вечером следующего дня, и теперь она надеялась, что бродящий в ночи мертвец сбился с ее следа, может, нашел себе другую жертву. По крайней мере, ей хотелось в это верить, как и в то, что тут, в закрытой на все замки квартире, никто ее не достанет.
Телевизор успокаивающе бормотал в соседней комнате, и Оксана, выпив еще одну рюмку, почувствовала, что тревога отпускает ее. Мышцы постепенно расслаблялись, даже аппетит проснулся, и она уже хотела сделать себе бутерброд, чтобы закусить им еще одну порцию выпивки («Последнюю, на этот раз точно последнюю»!), как вдруг свет во всей квартире погас.
Разом, будто кто-то задул свечу или повернул рубильник. Тьма, которая казалась влажной и отвратительно живой, обступила Оксану со всех сторон, обняла за плечи. Она сидела, не в состоянии пошевелиться, и ловила ртом воздух, как рыба в садке.
«Обычные перебои с электричеством!» – сказала себе Оксана, но уже в следующий миг поняла, что дело в другом.
Телевизор.
Стоящий в просторной Мишиной гостиной телевизор по какой-то причине не выключился вместе с другими электроприборами и лампочками, а продолжал бубнить! И стоило Оксане обратить внимание на этот факт, как кто-то словно бы прибавил громкость.
– Скоро умрешь, – произнес хриплый, скрипучий голос, перекрывающий голоса телевизионных клоунов. – Я заберу тебя, и ты поплывешь со мной.
Говоривший выталкивал из себя слова одно за другим, как будто горло его было забито песком, а каждый звук стоил невероятных усилий.
Оксана хотела закричать, но не смогла.
Телевизор смолк. Голоса, что наполняли эфир и чудом прорывались сюда, продолжая звучать вопреки всем законам физики, сгинули. И в наступившей тишине раздались хлюпающие шаги. Шедший к ней из соседней комнаты переставлял ноги с трудом, и босые ноги его, наверное, оставляли влажные следы на дорогом паркете.
Оксана так ясно представила себе бредущее из гостиной кошмарное создание, так живо нарисовала себе того, кто вот-вот окажется с нею рядом, что сумела сбросить с себя оцепенение и вскочить со стула.
Стоило ей оказаться на ногах, как свет в квартире снова включился. Вскакивая, она неловко задела стакан с томатным соком, тот опрокинулся и красная жидкость растеклась по столу, пролилась на домашние брюки из мягкой ткани.
«Как кровь», – подумала Оксана, и ей пришло на ум, что следует переодеться. А потом в голову ударило: мертвец! Он идет сюда, а она думает про одежду?!
Но в квартире было спокойно. Ни шаркающих шагов босых ног, ни глухого монотонного голоса – только ровное бормотание вновь работающего телевизора.