Зал охнул. Гримбальд, продолжавший стоять, открыл было рот, но, не найдя слов, уставился на Этельхельма, а тот демонстративно отвернулся от обреченного соратника.
– Господин! – воскликнул Гримбальд, обретя дар речи.
Но двое королевских стражников уже подхватили его под руки и поволокли к выходу. Этельхельм даже не повернулся посмотреть. Все присутствующие, включая короля, понимали, что Гримбальд действовал по указке Этельхельма, а олдермен и пальцем не пошевелил, чтобы спасти ему жизнь. Король мог бы пощадить несчастного, но хотел увидеть Сигтригра на коленях, хотел заключить мирный договор, жаждал пополнить свою казну серебром, и жизнь одного сакса была ничтожной ценой за такой успех. Люди горестно роптали, провожая Гримбальда взглядами, а Этельхельм тупо пялился на пламя в очаге.
Жизнь того сакса стала единственной нашей победой за день. Я надеялся, что мучения Сигтригра закончены, если не считать унижения крещением, но, когда Гримбальда уволокли на казнь, Эдуард с трудом поднялся и простер руку, призывая к тишине. Выглядел он больным и усталым, и я мог только диву даваться, куда подевался знакомый мне полный сил молодой человек и как он успел так быстро превратиться в немощного седобородого старика.
– Нам доставит удовольствие, – начал он без выражения, – скрепить этот союз свадьбой, связав Нортумбрию с нашим королевским домом кровными узами.
Он резко умолк, видно не зная, что еще сказать, и просто сел. А мне оставалось лишь недоуменно таращиться на него. Свадьба? Разговора про женитьбу не было, да и прах моей дочери, супруги Сигтригра, еще не остыл, а Эдуард уже предлагает ему невесту?
У двери началось шевеление, вошли копейщики, за ними показался Этельстан. Он вел под руку девицу из той самой маленькой повозки, что проехала мимо нас. Теперь я ее узнал. То была Эдгит[3], сестра-близняшка Этельстана, которую я прежде видел только ребенком. Она шла выпрямив спину и гордо вскинув голову, но на ее лице лежала печать горя. Сигтригр ошибся. Эдгит не была страшненькой. Лицо ее, длинное, как у Этельстана, выражало силу, взгляд был проницательный, но несчастье и уныние, заставившие ее поджать тонкие губы, делали его простоватым. Этельстан с сестрой остановились у заднего ряда скамей, явно ожидая приглашения.
– Зная о твоей печальной утрате, – заговорил Хротверд, обращаясь к Сигтригру, – мы с удовольствием предлагаем тебе в жены леди Эдгит, возлюбленную дочь Эдуарда,
С этими словами Этельстан прошествовал с Эдгит мимо рядов взирающих на них людей, наверняка удивленных не меньше меня. Эдгит предстоит стать священной коровой, своего рода печатью, чтобы скрепить договор. Я видел ужас Сигтригра, когда до него стал доходить смысл происходящего, хотя едва ли он в полной мере осознавал скрытое оскорбление в этом предложении уэссекской невесты. Эдуард отдавал ему свою старшую дочь, однако дочь эту большинство его подданных считали незаконнорожденной. Хротверд признал ее дочерью Эдуарда, даже «возлюбленной», что очень широко раздвигало понятие о любви, но предусмотрительно не назвал ее принцессой. Да и стара она для брака, очень стара. Эдгит уже наверняка было за двадцать пять. Незаконнорожденная дочь государя, нелюбимое дитя, досадная помеха. Ее вытащили из какого-то монастыря, куда прежде запрятали, чтобы отдать за нортумбрийского короля, который, как все в зале прекрасно понимают, рано или поздно станет добычей саксонских клинков. Неудивительно, что столь многие сопровождали это шествие Эдгит ехидными ухмылками и даже смешками.
Ей предстояло стать королевой, Сигтригру – принести присягу, попам – окрестить его и обвенчать с коровой мира, а Нортумбрии – претерпеть унижение.
И все выгоды для Нортумбрии от этого договора заключались в никому не нужной женщине да в голове Гримбальда, которую, воткнутую на копье, выставили на обозрение во дворе.
А Эдуард получил свой мир.
Сигтригра окрестили тем же вечером, а через два часа после этого обвенчали[4]. Обе церемонии состоялись в главной церкви Тамвеортина, чтобы как можно большее количество людей полюбовалось на его унижение. Храм этот возвела Этельфлэд, и я, помнится, ворчал, что лучше бы она потратила это серебро на щиты и копья. Это был спор, в котором я проиграл, и вот в стоящую под ясным весенним небом церковь стекался народ, чтобы поглазеть на Сигтригра. Его облачили в белую покаянную рубаху и велели залезть в здоровенную бочку, наполненную водой из реки Там, хотя архиепископ Хротверд, настоявший, что именно он проведет обряд крещения, добавил в нее еще и воды из маленькой склянки.
– Сия вода, – объявил он, – доставлена из реки Иордан, той самой, в которой крестился наш Господь.
Мне стало интересно, сколько денег он отвалил за этот пузырек с пробкой, налитый наверняка из какого-нибудь заросшего тиной монастырского рыбного пруда. Сигтригр, заблаговременно передавший мне на хранение амулет в виде молота, обряд воспринял с интересом и позволил засунуть себя под воду с головой, пока хор пел, а Хротверд читал молитвы. Затем ему вручили серебряный крест, который он покорно повесил на шею.
Крест так и висел у него на груди во время бракосочетания с Эдгит. Еще на нем была его корона и бордовая, отороченная мехом мантия – дар принца Этельстана. После венчания молодоженов препроводили в дворцовую опочивальню, и больше я его в тот день не видел.
На следующее утро я отправил гонца в дальнюю усадьбу, где ждали мои люди, и в полдень мы все тронулись в путь на север. Сигтригр, не таясь, повесил на шею молот. Серебряного креста не наблюдалось.
– Лорд король, надеюсь, ночка выдалась приятная? – шутливо осведомился я.
– Спалось мне плохо, – буркнул он.
– Плохо?
ebooksa