Я отпустил лошадь Винфлэд, и та поотстала.
– Благодарю, госпожа, – сказал я Эдгит. – Тебе предстоит узнать, что Эофервик – город по преимуществу христианский.
– По преимуществу, – ехидно заметил отец Амандий.
Эдгит кивнула.
– Архиепископ Хротверд сообщил мне то же самое. Мне показалось, что он хороший человек.
– Очень хороший, – подтвердил я. – Как и твой муж. Выглядит он пугающе, понимаю, но он добрый.
– Лорд Утред, молюсь, чтобы это оказалось правдой.
– Доброта – не замена для набожности, – заявил отец Амандий. – Королю Сигтригру следует научиться любить веру. – Снова повисла пауза. – Господин.
– Королю Сигтригру некогда учиться, – отрезал я. – Он идет на войну.
– На войну? – в голосе у дана прозвучала тревога.
– Есть один человек, которого нам нужно убить.
Эдгит была священной коровой, принесенной в жертву ради мира, и она внезапно открыла для себя истину, что соперничество народов – сложная вещь. Религия – сложная вещь по причине ненависти, которую она порождает. И семья – сложная вещь, ибо в ней гнездится ревность. Эдгит, Эдуард, Эдгифу, Этельстан, Эльфверд и Этельхельм образовывали паутину любви, преданности и ненависти. Но больше все-таки ненависти, и поэтому это было сложно. Война – проще.
И мы с Сигтригром шли на войну.
Война – дело нелегкое. Понятное, как правило, но никогда не легкое. Разбираться с амбициями Эдуарда – это как ловить угря в темноте, и я подозревал, что он и сам толком не знает, кого хочет видеть своим наследником. Возможно, ему было все равно или не хотелось думать о наследнике, поскольку это означало думать о смерти, а такая перспектива никого не вдохновляет. В юные годы Эдуард подавал надежды, но вино, эль и женщины представлялись ему привлекательнее рутины государственных забот. Теперь он стал толстым, ленивым и больным, но в некоторых вещах оказался успешнее знаменитого отца. Эдуард провел кампанию, в ходе которой под руку западных саксов перешла вся Восточная Англия, а смерть сестры дала ему шанс включить в свое королевство Мерсию, хотя последняя еще толком не поняла, во вред это для нее или во благо. За время правления Эдуарда большая часть мечтаний его отца обратилась явью – это была мечта о едином государстве Инглаланд. Зная об этой мечте, я понимал, что заключенный нами договор не стоит и воробьиной какашки. Западные саксы, а именно они создавали Инглаланд, ни за что не отступятся от намерения поглотить Нортумбрию. Это было просто и означало войну.
– Не обязательно, – заверил меня Этельстан в вечер накануне свадьбы сестры.
Я фыркнул.
– Думаешь, мы вот так возьмем и отдадим тебе Нортумбрию?
– У вас теперь королева-саксонка.
– А мой внук – наследник Сигтригра, – напомнил я.
Это справедливое замечание заставило принца нахмуриться. Встретились мы во дворце, в маленькой комнате, смежной с королевской часовней. Этельстан попросил меня прийти, даже выслал эскорт, чтобы сопроводить по улицам Тамвеортина на случай, если Этельхельм снова покусится на мою жизнь. Я пошел без охоты. Эдгифу уже попыталась завербовать меня на службу ради своих малолетних сыновей, и я подозревал, что Этельстан тоже ищет моей верности, поэтому приветствовал его довольно кисло.