На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сам пробовал — знаю! — отвечал ему молодой человек, бывший, казалось, предводителем погонщиков.

— Правда, правда, Розалино! — дружески потрепав его по плечу, сказал монах. — Вы хороший юноша, и если бы все итальянцы были похожи на вас, то в настоящее время мы не стонали бы под игом тиранов. Однако, войдемте, дети!

При этом он взял под уздцы мула и ввел его в ворота.

Целая толпа, состоявшая из монахов и переодетых заговорщиков, окружила вновь прибывших на дворе. Начались рукопожатия и обмен новостями. Удовлетворив законному любопытству своих друзей, Розалино тотчас же пожелал взглянуть на оружие, посылаемое неутомимым Фабрицием из Мальты маленькими тючками, которые прятались заговорщиками в погребах монастыря.

Осмотрев и пересчитав его, он обратился к присутствующим с просьбою не терять времени и тотчас же заняться приготовлением патронов и литьем пуль.

— Зарядов у нас мало, друзья, — сказал он. — Час восстания близок, пусть же враги не захватят нас врасплох. За работу же, друзья. Да здравствует Италия, и до свиданья!

— Как! Вы уезжаете?

— Да, товарищи, мне нужно быть в другом месте. Но мы скоро увидимся.

С этими словами он стал пожимать протянутые ему руки и быстро вышел из монастыря. Спустившись к берегу, Розалино вскочил в маленькую лодочку, в которой его поджидали несколько друзей, и, распустив паруса, направил ее к Мессине.

Розалино Пило[237] принадлежал к благороднейшей и богатейшей аристократической фамилии. Но не знатности и богатству он был обязан тем влиянием, каким пользовался в среде патриотов. Кроме необыкновенной храбрости и решительности, он обладал еще качеством несравненно более редким: способностью передавать эти свойства всем его окружавшим.

Едва ушел Розалино, заговорщики сняли с мулов бочонки.

— Ну, Ризо, просверли-ка нам бочонок. Это — твое дело, — сказал настоятель.

Джованни Ризо[238], палермитанец, ремеслом водовоз, бодрый старик лет шестидесяти, взяв в руки медное ведерко и подойдя к бочонку, провертел буравом широкую дыру.

Тотчас же из него посыпался в ведерко черный блестящий порошок.

— Вот так вино! — вскричал Терези[239] из Фальсомеле[240], молодой носильщик, и, взяв другое ведерко, тоже подошел к бочонку[241]. Остальные, находившиеся тут, последовали его примеру, так что в несколько минут первый бочонок, а за ним и остальные, опустели, и порох был спрятан в подвал.

Исполнив эту операцию, заговорщики собрались в соседней комнатке и, усевшись вокруг стола, принялись делать патроны.

Но не успело пройти и полчаса, как раздались сильные и частые удары в монастырскую дверь.

Заговорщики взглянули друг другу в лицо.

— Что за чертовщина!

— Кто бы мог так стучать!