— Сущая правда! — отвечал Эрнест. — Бурбонская полиция способна на всё и не останавливается ни перед чем, если ей нужно выведать какие-нибудь важные тайны. Это ни для кого не секрет, и нам, друзья мои, нужно приготовиться ко всему. Этот самый Манискалько завел наручники с нажимными винтами. Следователь Бруно связывает допрашиваемых таким образом, что помещает их голову между ногами. Другие обматывают головы тонкими бечевками и потом закручивают их палкой, пока они не врежутся в череп до самой кости. Третьи…
В эту самую минуту загремели запоры, и все трое невольно побледнели.
Вошло несколько карабинеров в сопровождении ключаря. На руки пленников наложили меноты[312] и повели по длинным извилистым коридорам, по бокам которых видно было множество черных дверей. Наконец, они остановились у двери, охраняемой часовыми с ружьем. Ключарь отворил ее, и они очутились в следственном зале. Это была темная комната с узкими бойницами вместо окон, как во всех средневековых зданиях. Тусклый полусвет, проникавший сквозь эти щели, падал прямо в спину трем человекам, сидевшим за большим дубовым столом, покрытым бумагами. Это были следователь, его секретарь и монах, всегда присутствовавший на всех допросах, чтобы приобщить допрашиваемого святых тайн, в случае, если бы это понадобилось.
Мороз пробежал по коже гарибальдийцев, когда они увидали эту черную фигуру в широкой монашеской рясе. Лицо монаха нельзя было рассмотреть, потому что он сидел спиной к свету, но вследствие этого черный его облик казался еще более зловещим.
Несколько в стороне стояла кучка прислужников. Один из них был в маске, под которой скрывался палач; в то время в Сицилии сохранился еще средневековой обычай — надевать маску на этого исполнителя правосудия. Сквозь отворенную дверь виднелась маленькая комнатка с разными странного рода инструментами и орудиями, делавшими ее похожей не то на гимнастический зал, не то на кузницу. Это был застенок.
Дав пленникам время хорошенько всмотреться во все эти подробности, судья тихим, торжественным голосом произнес:
— Именем Бога и нашего всемилостивейшего короля, всегда готового простить заблудших, но беспощадно карающего закоренелых преступников, приказываю вам открыть мне цель вашего прихода в его столицу.
— Мы пришли, чтобы помочь добрым гражданам Палермо свергнуть иго самого ужасного деспотизма, какое только когда-либо тяготело над палермитанцами, — отвечал за всех Эрнест.
— Велика ваша вина, но милосердие короля безмерно. Ваше чистосердечное признание зачтется вам. Откройте же ваших сообщников, и именем короля и его наместника я обещаю вам не только жизнь, но и полное прощение.
Эрнест презрительно усмехнулся.
— Вы хотите, чтобы я указал вам наших сообщников, — отвечал он. — Хорошо, я исполню ваше желание и даже отказываюсь от награды, которую вы мне обещаете: соберите всех своих сбиров и идите с ними с четырех концов города, от заставы Термини до Кастелламмаре[313], от заставы Сант-Антонио до Багерии, и всех, кого вы встретите, хватайте смело: это всё — наши сообщники!
Следователь заскрежетал зубами, но, подавив свое бешенство, сказал:
— Молодой человек, советую вам воздержаться от таких дерзких шуток. Правосудие имеет много средств заставить вас говорить, но, щадя вашу молодость и принимая во внимание ваше увлечение, оно не хочет прибегать к мерам строгости. Не заставляйте же нас изменять нашему намерению.
Следователь взглянул как бы нечаянно влево, на дверь застенка. Взгляд этот был достаточно красноречив и не требовал никаких пояснений. Затем он перевел глаза на пленников и ждал.
— Сеньор, — тихо и твердо отвечал Эрнест. — Вы можете подвергнуть нас всем мукам ада, но мы скорей откусим себе языки собственными зубами, чем предадим хотя бы одного из наших друзей!
Роберт и Валентин обменялись взглядом и по единодушному импульсу оба подняли руку вверх, как делается во время присяги, и воскликнули, смотря в глаза друг другу:
— Лучше смерть, чем измена!
В одну минуту все трое по знаку следователя были схвачены и брошены в застенок.
Следователь, его секретарь и монах пошли вслед за ними.
Молодые люди были бледны, но спокойны.
ebooksa