Шандор Ференци

Этот текст налагает особый отпечаток на творчество его автора, ибо он с самого начала выявляет способности Ференци как теоретика, в то же время свидетельствуя о его огромных творческих способностях, находящихся в процессе становления. Одобренная Фрейдом как новаторское понятие интроекция, в понимании Ференци, определяет «перенос» в его самом широком смысле — как то, что объясняет либидинальную инвестицию субъекта в качестве основной составляющей связи с объектами; в этом смысле интроекция — это процесс, находящийся в центре становления психического аппарата и «Я» субъекта.

<…> Чтобы лучше понять фундаментальный характер психики невротиков, сравним их поведение с поведением страдающих ранней деменцией и параноиков. Дементный человек полностью теряет свой интерес к внешнему миру, становится инфантильным и аутоэротичным (Юнг, Абрахам). Параноик пытается делать то же самое, но это ему не удается целиком. Он не способен полностью утратить интерес к внешнему миру; поэтому довольствуется отвержением этого интереса вовне своего «Я», проецированием во внешний мир желаний и стремлений (Фрейд). Он думает, что видит у других всю любовь, всю ненависть, которую он отрицает в самом себе. Вместо того чтобы признать, что он любит или ненавидит, он полагает, будто все занимаются исключительно им с целью преследовать или любить его.

В неврозе мы наблюдаем диаметрально противоположный процесс, ибо в то время как параноик проецирует вовне эмоции, ставшие болезненными, невротик пытается включить в сферу своего интереса как можно большую часть внешнего мира, чтобы сделать ее объектом сознательных или бессознательных фантазий. Этот процесс, который внешне выражается посредством Süchtigkeit[80] невротиков, рассматривается как процесс ослабления, которым невротик пытается смягчить болезненную тональность этих «находящихся в свободном плавании» желаний, которые не удовлетворены и не могут быть удовлетворены. Я предлагаю назвать этот процесс, обратный проекции, интроекцией.

Невротик находится в постоянном поиске объектов для идентификации и переноса; это значит, что он втягивает все, что может, в сферу своих интересов, «интроецирует». Параноик находится в том же поиске объектов, но для того, чтобы, грубо говоря, «всучить» им либидо, которое ему мешает. В этом кроются истоки противоположности характера невротика и параноика. Невротик интересуется всем, он распространяет свою любовь и свою ненависть на весь мир; параноик же закрывается в себе, он недоверчив, чувствует себя преследуемым, гонимым, ненавидимым или любимым всем миром. «Я» невротика патологически расширено, в то время как параноик страдает, так сказать, сужением «Я».

История индивидуального развития «Я», или онтогенез, рассматриваемый сквозь психоаналитический опыт, убеждает нас в том, что проекция параноика и интроекция невротика — не что иное, как преувеличенные психические процессы, чьи начальные элементы свойственны любому нормальному человеку.

^{Изготовленная самим Ференци почтовая карточка с вырезанным и приклеенным к ней силуэтом}

Надпись на открытке:

Уважаемый господин профессор,

Посылаю свой портрет, относящийся к периоду, когда я еще носил скоромную форму врача-ассистента

Сердечно, Ференци Папа, 24 ноября 1914 г.

Можно считать, что новорожденный ощущает все, скажем так, монистически, идет ли речь о внешнем стимуле или о психическом процессе. Лишь позже он научится познавать «хитрость вещей», тех, что недоступны интроспекции, непокорны его воле, в то время как другие остаются в его распоряжении и подчиняются его желаниям. Монизм становится дуализмом. Тогда, когда ребенок начинает исключать «объекты» из конгломерата своих восприятий (до того обладавшего целостностью), формируя внешний мир и впервые противопоставляя ему свое «Я», которое принадлежит ему более непосредственно, когда он впервые отличает объективное ощущение (Empfindung) от субъективного чувства (Gefühl), он реально проводит свою первую проективную операцию, «примитивную проекцию». И если позже он пожелает избавиться от неприятных аффектов параноическим образом, ему не нужен будет радикально новый метод: так же, как когда-то он объективировал часть своей чувственности, он выплеснет большую часть «Я» во внешний мир, превращая все больше субъективных аффектов в объективные ощущения.

Все же более или менее значительная часть внешнего мира не дает так легко выбросить себя из «Я», а продолжает бросать вызов: «Люби меня или ненавидь», «сразись со мной или другом мне будь»[81]. И «Я» уступает этому вызову, вновь поглощает часть внешнего мира и расширяет свой интерес к нему; так происходит первая интроекция, «примитивная интроекция». Первая любовь, первая ненависть имеют место благодаря переносу: часть ощущений удовольствия или неудовольствия, аутоэротические по происхождению, переносятся на объекты, которые их породили. Вначале ребенку нравится лишь сытость, ибо он утоляет мучающий его голод, затем он начинает любить и мать — объект, который обеспечивает ему сытость. Первая объектная любовь, первая объектная ненависть являются, стало быть, корнями, моделью любого последующего переноса, который, таким образом, является не характеристикой невроза, а лишь усиленным вариантом нормального психического процесса.

<…> История индивидуальной психической жизни, формирование речи, несостоявшиеся акты повседневной жизни, мифология, рассмотренные под этим углом зрения, укрепляют наше убеждение, что невротик проходит тот же путь, что и нормальный субъект, когда пытается смягчить свои блуждающие аффекты через расширение сферы своих интересов, через интроекцию, то есть когда он распространяет свои эмоции на разные объекты, не имеющие к нему никакого отношения, с тем чтобы оставить в бессознательном эмоции по отношению к определенным объектам, слишком сильно его затрагивающим.

«Непристойные слова. Вклад в психологию латентного периода развития» (1910)

(Psychanalyse I, Payot, 1968, p. 126–137)

Этот текст позволяет оценить метапсихологический талант Ференци. Он выявляет сферу интересов и разработок автора, касающихся связей, существующих в психике между словом, мыслью, репрезентацией и актом. Ференци вслед за Фрейдом развивает идею, что использование слова, преисполненного аффекта, в данном случае непристойного, выступает как «действие» по отношению к собеседнику, ибо слово и мысль, которую оно выражает, становятся в этот момент — регрессивным и галлюцинаторным образом — самой вещью.

<…> Часто непристойное выражение, использованное во время сеанса, вызывает у пациента такое же потрясение, как когда-то услышанный разговор между его родителями, в котором промелькнуло грубое слово, чаще всего сексуального порядка. Это потрясение, способное сильно пошатнуть уважение ребенка к своим родителям, а у невротика — остаться бессознательным на всю жизнь, обычно случается в пубертатном периоде и является своего рода повторением впечатлений, вызванных сексуальными отношениями, замеченными в раннем детстве.

Уважение, которое должно проявляться к родителям и вышестоящим, парализует, однако, свободу доверяться им и связывается с одним из основных комплексов вытесненного психического материала. По нашему настоянию можно получить со стороны больного буквальное выражение его мыслей, даже если придется произнести «то самое» слово, и таким образом можно вызвать неожиданные прояснения и возобновление застойного анализа.

<…> Существует тесное единство между вульгарными и грубыми (единственными известными ребенку) сексуальными и экскрементальными (связанными с испражнением) терминами и глубоко вытесненным ядерным комплексом как у невротика, так и у здорового человека. (Следуя Фрейду, ядерным комплексом невротиков я называю эдипов комплекс.)

Детское понимание сексуальных отношений между родителями, процесса рождения и животных функций, то есть инфантильная сексуальная теория, выражается поначалу в просторечных терминах, которые только и доступны ребенку; и эти формулировки будут в наибольшей мере подвержены моральной цензуре и инцестному барьеру, которые позже станут вытеснять эти теории.

Этого достаточно, чтобы объяснить, по крайней мере частично, почему мы сопротивляемся тому, чтобы произносить и слышать эти слова.