Шандор Ференци

«Чужой трансплантат», по Ференци, отвечает за процесс, который благоприятствует расщеплению, получая в результате «имплантацию в душу жертвы психических смыслов, доставляющих огорчение, причиняющих боль и напряжение»[71]. Эта имплантация приводит ребенка к интромиссии[72] соблазнительных фантазмов, которые, благодаря их первичному и сексуализированному характеру, становятся травмирующими.

Через метафору «мудрого младенца» Ференци пытается в клиническом аспекте разъяснить эффект некоторых ранних травм.

Здесь Ференци описывает ребенка (пациента), возбужденного и беззащитного, слишком перегруженного (внешне, но особенно внутренне), который, не имея в своем распоряжении ни средств разрядки, ни средств переработки, вдруг приходит в состояние абсолютной беспомощности. «Посредством своего удивительного инстинкта (он), хотя и против воли, ассимилирует безрассудные и безумные вещи, но сохраняет собственную личность, изначально отделенную от аномального. (Здесь доступ к постоянному раздвоению личности.) Элемент личности, выдворенный из собственных рамок, представляет ту настоящую первичную личность, которая постоянно протестует против любой аномальности и очень от нее страдает»[73].

Ференци считает, что на основании этих замечаний он может точно указать то психическое место, куда первоначально вписывается травма и импринтинги, подлинные мнестические следы; он пишет: «Возникает вопрос, а не следует ли каждый раз искать первичную травму в первоначальной связи с матерью, может ли травма более позднего периода, уже отягощенного появлением отца, иметь такой же эффект, если нет травматического рубца в отношении мать — ребенок», архиначального (Ururtraumatisch). Быть любимым, быть центром вселенной является естественным эмоциональным состоянием младенца — не маниакальным состоянием, а реальным фактом. Первые разочарования в любви (отнятие от груди, регулирование экскреторных функций, первые грубые порицания от посредника, угрозы, вплоть до наказания) наверняка имеют травматический эффект, мгновенно парализующий психику. Дезинтеграция, вытекающая отсюда, порождает новые психические образования. В частности, можно предположить, что в этот момент происходит расщепление[74].

Здесь можно увидеть способ, которым Ференци открывает новые пути к клиническому подходу и клинической интерпретации. Для него ясно, что сбои в материнском окружении, вплоть до провала антивозбуждающей и вмещающей способности матери — по причине слишком большого раннего соблазна, который она индуцирует, — порождают Ururtraumatisch. Это вызывает у субъекта дефекты символизации, отчуждение «Я», невозможность зарождения базового чувства близости к реальности, состояние первичного насилия, трудности аутоэротизма, становящиеся в этих условиях основой для отказов и расщеплений, составляющих, таким образом, базу для генезиса извращений и пограничных состояний.

В отсутствие адекватных концептуальных метапсихологических инструментов, которые позволили бы глубже исследовать эти клинические случаи с помощью параметров «классических» рамок, Ференци разрабатывает последнюю технику, которая могла бы, по его мнению, создать условия для близкого постижения реальности «травматического рубца в отношении мать — ребенок, архиначального (Ururtraumatisch)». Эта техника — взаимный анализ — если даже и позволяет ему добиться некоторого прогресса в понимании травматических организаций, фактически приводит лишь к малоубедительным, даже разочаровывающим результатам. Будучи не в состоянии подтвердить пригодность метода, он все же должен попытаться показать его полезность. Это вторая ось «Дневника».

Техническая ось: взаимный анализ

Как мы видели выше, этот анализ тесно связан с представлением Ференци о травме. Ференци пробует установить связь между своими контрпереносными позициями и внутренним присутствием «страстных» травматических объектов, появляющихся в анализе посредством переноса пациента — переноса, характеризующегося мимикрией, повиновением и отрицанием ненависти (в рамках негативного переноса, который не мог быть упомянут). Этот «страстный» перенос устраняется тогда, когда аналитик соглашается признать и ознакомить своего пациента с собственным «страстным» отрицанием последнего. Таким образом, аналитик создает условия для «того доверия <…>, которое определяет контраст между настоящим и невыносимым, травматогенным прошлым»[75].

Все же очень скоро Ференци вновь вынужден сдаться перед очевидным фактом.

Результатом применения этой техники взаимного анализа является укрепление ситуации, против которой она изначально была создана, — «соблазна», продуцируемого аналитиком и анализом по отношению к пациенту. Впрочем, какой смысл можно придать этой странной материи, про которую трудно понять, как она организуется и кому — пациенту или аналитику — ее приписать? Из-за контрпереносных затруднений, с которыми он сталкивается в связи с некоторыми сложными анализами, Ференци приходит к выводу, что его техническая инновация — «взаимный анализ» — фактически свидетельствует о недостаточности его личного анализа.

Личностная ось: отношения с Фрейдом

Об этом аспекте «Дневника», касающемся отношений Ференци с Фрейдом, мы упомянем здесь лишь вкратце.

Ференци неоднократно ставит перед собой и пытается разрешить узловые вопросы разногласий аналитического толка со своим бывшим аналитиком. Упреки Фрейду в основном сводятся к тому, что тот не знал как или не смог поддержать другой тип переноса, кроме родительского и «воспитательного». Он заявляет о темных пятнах этого переноса, связанных с контрпереносными затруднениями. Они отняли у него возможность анализа негативного переноса, а также развития всех форм регрессии и определили «недостаточность», даже «провал» его анализа. Все это порой приводит Ференци к горьким и несколько эмоциональным соображениям, как, например, в заметке от 17 марта 1932 г.: «Остается записать мне в актив тот факт, что я сопровождаю своих пациентов очень далеко и могу при помощи моих собственных комплексов, если так можно выразиться, плакать вместе с ними. Если к тому же я обретаю способность сдержать в подходящий момент эмоции и потребность в релаксации, то я с уверенностью могу предсказать успех. Мой собственный анализ не смог проникнуть достаточно глубоко, потому что мой аналитик (натура нарциссическая, по его собственному признанию) с его твердым решением остаться в добром здравии и с его антипатией к слабостям и аномалиям, не смог последовать за мной в эту глубину и слишком быстро перешел к воспитательному аспекту»[76]. Упреки, неоднократно обращенные Ференци в адрес Фрейда относительно отказа от анализа его негативного переноса (его ненависти в переносе) скрывают, по всей видимости, упрек в отказе от анализа его материнского переноса и последовавшей из этого депрессии переноса, депрессии, связанной с первичной размерностью[77].

Итак, в постоянном стремлении к новому анализу с Фрейдом Ференци обращается к своему «Дневнику», пытаясь уйти от переносно-контрпереносного тупика, влияние которого он чувствует и который в свое время не мог, из-за отсутствия адекватных теоретических понятий, быть проанализирован.

Несмотря на тупики, с которыми сталкивается Ференци, мы видим здесь, как, начиная с наблюдения интрапсихических напряжений, связанных с метапсихологией пары травма — расщепление, строилась in statu nascendi (с момента возникновения) его теория травмы. Неоспоримо, что одной из его великих заслуг является попытка очень откровенно и со смирением поведать о сложной переносно-контрпереносной работе, которую предполагают клинические состояния, отсылающие нас к трудноразрешимым проблемам первичного и первоначального. Чтение этого выдающегося документа позволяет нам увидеть Ференци в горниле развития его последних теоретико-практических идей и оценить огромный клинический и теоретический талант, если не сказать гениальность, его автора.

Наследие идей Ференци с точки зрения теории

В свете статей, написанных Ференци начиная с 1926–1927 гг. и до создания Клинического дневника, психические категории, исследованные клиникой и практикой Ференци, являются последствиями:

• аутоэротических нарушений;

• метаморфоз первичной любви и первичной ненависти;

• недостаточности на уровне первичного нарциссизма и нарциссических расщеплений;