Касаясь вопроса об отношении к войне и миру, Церковь заявляет о том, что всякая война является следствием человеческого греха. В то же время делается различие между войной оборонительной и войной наступательной. Церковь не призывает верующих к отказу от воинской службы и от участия в военных действиях: пацифизм не провозглашается как основной принцип. «Признавая войну злом, — говорится в документе, — Церковь все же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством» (VIII.2).
В документе высказана мысль о желательности отмены смертной казни, хотя прямого призыва к властям документ не содержит: этот вопрос, по мнению Церкви, должен решаться в соответствии с тем уровнем, которого достигло то или иное государство, то или иное общество. В документе, в частности, говорится: «Особая мера наказания — смертная казнь — признавалась в Ветхом Завете. Указаний на необходимость ее отмены нет ни в Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви. Вместе с тем Церковь часто принимала на себя долг печалования перед светской властью об осужденных на казнь, прося для них милости и смягчения наказания. Более того, христианское нравственное влияние воспитало в сознании людей отрицательное отношение к смертной казни. Отмена смертной казни дает больше возможностей для пастырской работы с оступившимся и для его собственного покаяния. К тому же очевидно, что наказание смертью не может иметь должного воспитательного значения, делает непоправимой судебную ошибку, вызывает неоднозначные чувства в народе. Сегодня многие государства отменили смертную казнь по закону или не осуществляют ее на практике. Помня, что милосердие к падшему человеку всегда предпочтительнее мести, Церковь приветствует такие шаги государственных властей. Вместе с тем она признает, что вопрос об отмене или неприменении смертной казни должен решаться обществом свободно, с учетом состояния в нем преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества» (IX.3).
В разделе документа, посвященном вопросам личной и семейной нравственности, подробно говорится об отношении Церкви к браку. Как подчеркивается в документе, Церковью признается гражданский брак, который не должен отождествляться с блудом. Признается также второй и — в исключительных случаях — третий брак. Относительно браков с инославными и иноверцами документ говорит следующее: «В соответствии с древними каноническими предписаниями, Церковь и сегодня не освящает венчанием браки, заключенные между православными и нехристианами, одновременно признавая таковые в качестве законных и не считая пребывающих в них находящимися в блудном сожительстве. Исходя из соображений пастырской икономии, Русская Православная Церковь как в прошлом, так и сегодня находит возможным совершение браков православных христиан с католиками, членами Древних Восточных Церквей и протестантами, исповедующими веру в Триединого Бога, при условии благословения брака в Православной Церкви и воспитания детей в православной вере. Такой же практики на протяжении последних столетий придерживаются в большинстве Православных Церквей» (Х.2).
Особый интерес представляет раздел документа, посвященный проблемам биоэтики. Впервые в Православной Церкви эти проблемы подвергнуты столь детальному анализу и по ним выражена официальная церковная позиция. Так, например, в документе говорится о категорическом неприятии Церковью аборта, который каноническими правилами приравнивается к убийству. В то же время, как подчеркивается в документе, «в случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь» (XII.2).
Что касается контрацепции, то она в документе не приравнивается однозначно к аборту: «Некоторые из противозачаточных средств фактически обладают абортивным действием, искусственно прерывая на самых ранних стадиях жизнь эмбриона, а посему к их употреблению применимы суждения, относящиеся к аборту. Другие же средства, которые не связаны с пресечением уже зачавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя. Определяя отношение к неабортивным средствам контрацепции, христианским супругам следует помнить, что продолжение человеческого рода является одной из основных целей богоустановленного брачного союза. Намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом» (XII.3).
Манипуляции, связанные с донорством половых клеток, так называемое суррогатное материнство, и все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» клеток, признаются нравственно недопустимыми с православной точки зрения. Отрицательно относясь к генной терапии половых клеток, Церковь в то же время приветствует усилия медиков, направленные на врачевание наследственных болезней, в том числе бесплодия. Нравственно оправданной, с точки зрения Церкви, может считаться и пренатальная диагностика, «если она нацелена на лечение выявленных недугов на возможно ранних стадиях, а также на подготовку родителей к особому попечению о больном ребенке» (XII.4).
Однозначно осуждается замысел клонирования человека: он, по мысли авторов документа, «является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности». В то же время допускается клонирование изолированных клеток и тканей организма, которое «не является посягательством на достоинство личности и в ряде случаев оказывается полезным в биологической и медицинской практике» (XII.6).
Нравственно неприемлемой признается так называемая эвтаназия, являющаяся, по мнению Церкви, нарушением заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20:13). «Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение, — говорится в документе. — Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни… Эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент» (ХII.8).
Отрицательная оценка дана в документе гомосексуальным половым связям, в которых Церковь усматривает «порочное искажение богозданной природы человека». Гомосексуальный союз не может быть уравнен в правах с брачным союзом мужчины и женщины. «Относясь с пастырской ответственностью к людям, имеющим гомосексуальные наклонности, Церковь в то же время решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как „норму“, а тем более как предмет гордости и пример для подражания», — отмечается в документе (ХII.9).
Говоря об операциях по смене пола, документ подчеркивает, что подобного рода операции являются «бунтом против Творца». Если «смена пола» произошла с человеком до принятия Крещения, то он может быть допущен к этому Таинству, однако должен быть крещен как принадлежащий к тому полу, в котором родился. Рукоположение такого человека в священный сан и вступление его в церковный брак недопустимы.
Заключительный раздел «Основ социальной концепции» посвящен теме международных отношений, а также проблемам глобализации и секуляризма. В главе, посвященной глобализации, в частности, говорится: «Признавая неизбежность и естественность процессов глобализации, во многом способствующих общению людей, распространению информации, эффективной производственно-предпринимательской деятельности, Церковь в то же время обращает внимание на внутреннюю противоречивость этих процессов и связанные с ними опасности. Во-первых, глобализация, наряду с изменением привычных способов организации хозяйственных процессов, начинает менять традиционные способы организации общества и осуществления власти. Во-вторых, многие положительные плоды глобализации доступны лишь нациям, составляющим меньшую часть человечества, но имеющим похожие экономические и политические системы. Другие же народы, к которым принадлежит пять шестых населения планеты, оказываются выброшенными на обочину мировой цивилизации. Они попадают в долговую зависимость от финансистов немногих промышленно развитых стран и не могут создать достойные условия существования» (XVI.3).
Устав Русской Православной Церкви и «Основы учения о правах человека»
В 1998 году под руководством митрополита Кирилла шла кропотливая работа над новым гражданским Уставом Русской Православной Церкви. 29 декабря 1998 года Патриарх Алексий II сообщил Священному Синоду о регистрации нового гражданского Устава Русской Православной Церкви Министерством юстиции РФ (зарегистрирован 23 ноября).
Выступление митрополита Кирилла на Архиерейском Соборе 2008 г.
Перед митрополитом Кириллом как председателем синодальной комиссии по внесению поправок в Устав об управлении Русской Православной Церкви встала задача в кратчайшие сроки подготовить столь существенные поправки в действующий Устав об управлении Русской Православной Церкви, что, по сути, речь шла о разработке нового канонического документа. Требовалось дать более четкое определение канонической территории и церковной диаспоры, утвердить новый статус церковных институтов в странах Содружества Независимых Государств и Балтии, очертить компетенцию новых синодальных учреждений, духовных школ, производственных учреждений Русской Православной Церкви, более четко прописать сферу деятельности церковного суда. В течение двух лет в Синод были представлены и получили одобрение типовые уставы епархий, приходов, монастырей, подворий и других церковных подразделений. На Архиерейском Юбилейном Соборе 2000 года митрополит Кирилл представил проект нового Устава Русской Православной Церкви, который заменил Устав 1988 года.
Новый Устав Русской Православной Церкви и «Основы социальной концепции» дали правовой базис для все более расширявшейся деятельности Церкви, в которой принимали участие уже сотни тысяч мирян из многих стран. Церковно-общественные и церковно-государственные отношения охватывали все новые темы и сферы сотрудничества. На Архиерейском Соборе 2008 года отмечалось, что «предметом взаимных консультаций и общих усилий все чаще являются не только вопросы, относящиеся к узкоцерковным интересам, но также проблемы общенационального и международного значения, такие как забота о нравственном воспитании юношества, поддержка семьи, противостояние наркомании, алкоголизму и другим общественно опасным порокам»[369].
В начале 2000-х годов в обществе все активнее развивалась дискуссия вокруг базовых понятий устроения человеческого сообщества: права человека, свобода и ответственность индивидуума, соотношение личного и общественного. Было очевидно, что дискуссия затрагивает не только политические аспекты, но и основополагающие мировоззренческие понятия. С учетом того, что «в комплекс прав и свобод человека постепенно интегрируются идеи, противоречащие не только христианским, но и вообще традиционным моральным представлениям о человеке»[370], требования к государственному законодательству со стороны приверженцев полной свободы и безответственности отдельной человеческой личности становятся всё более категоричными, вопрос о правах и свободе человека приобрел сотериологическое значение, стал вопросом о спасении человека.
Позиция Русской Церкви, основанная на евангельском учении, церковном Предании и 2000-летнем историческом опыте, была крайне востребована в этой дискуссии, тем более что история XX века предопределила неучастие не только России, но и фактически всей Восточной Европы в выработке международных стандартов, приобретающих в эпоху глобализации статус «универсальных» и распространяющихся на все человечество.
Митрополит Кирилл обратился к этой проблематике еще в 1999 году, когда общественная дискуссия только начиналась, но потребность в поиске решения этой проблемы, по свидетельству Владыки, ощущалась «повсеместно и с чрезвычайной остротой». Он констатировал: «Суть проблемы видится не в том, что сформулированный на уровне международных организаций либеральный стандарт полагается сегодня в основу международной политики, а в том, что этот стандарт предлагается в качестве обязательного для организации внутренней жизни стран и народов, включая те государства, культурная, духовная и религиозная традиция которых практически в формировании этого стандарта не представлена»[371]; «Фундаментальное противоречие нашей эпохи и одновременно вызов человеческому сообществу в XXI веке — это противостояние либеральных цивилизационных стандартов, с одной стороны, и ценностей национальной культурно-религиозной идентичности, с другой»[372].
Митрополит Кирилл сформулировал свое ви́дение разрешения этого конфликта: «Вызов эпохи, в которую всем нам выпало жить, состоит, по моему глубокому убеждению, в необходимости выработки человечеством такой цивилизационной модели своего существования в XXI веке, которая предполагала бы всемерную гармонизацию драматически разнонаправленных императивов неолиберализма и традиционализма»[373]. Наиболее актуальная задача для современной православной богословской науки — исследование генезиса и поиск возможных путей преодоления противоречий между этими решающими факторами современного развития.