— А еще-то что дают?
— Когда гнилой селедки привезут, крупы по кружечке насыплют. Ягоды, грибы, черемуха подспорьем, так ведь дары-то Божьи не круглый год. Счас вот варят молоды кедровы орехи в ведрах. Антихристы! Кинули нас сюда, а тут и воды доброй нет!
— Стайку видела — коров держат?
— Предлагали на две семьи корову. Но вот опять же безголовье. Травы-то в тайге нет — тут боровина сухая. Расписки требуют, чтоб не кололи скотину. Потому и не берут, опасаются тюрьмы. Твердят на сборище: за умышленный убой скота сразу судебна статья. Все ж, кто в силе еще, взяли коров. Сено ноне косили аж у самого Чулыма — эка даль!
— Теперь разрешили сухарников…
— От каких это колхозных достатков! Говорят и на родине голодно.
— Трудно и там.
— Какие хозяева — такие и закрома… Сказать, у нас тут так-сяк. А вот твой же Митрий сказывал, что в Киселевке — это за Тегульдетом, там зимой столько поумирало… А остатние так ослабли, что уж и не хоронили, долбить мерзлу землю не могли. Складывали поленницей у бараков, а медведи приходили и глодали…
Варя опомнилась. Столь сухарей раздала, а о Филатихе-то и забыла. Сходила к кадке с водой, зачерпнула ковшом, вернулась к Марье.
— Кружка есть? Ладно, налью в чашку, — она вытащила из кармана последние сухари. — Вот, что уж осталось.
Марья тихо заплакала, заутирала темные глаза.
— Ребятишек, меня вот кормишь, а самой в обрат, да еще и Митрей…
Варя торопливо полезла за пазуху, вытащила носовой платочек с деньгами, развязала, вытащила червонец, положила на подушку.
— Может, молочка купишь, на поправу ты пошла… И вот что, тетя Марья. Не говори барачным, что я за Митей. Была, мол, какая-то, сухари ребятне раздала, да и к Ужакову. Я и стрелку не сказала, что к Мите. Как они, комендатурские?
— Спасибо, Варенька, уважила: все ты раздала.
— Ой, нет: стыжусь, что не все. Есть деньги, но это на первое нам обзаведенье, да и где, когда пристанем — вопрос! Так сильно утесняют эти?..
Филатова вздохнула.
— Подневольны мы, как хотят, так и мирволят. К собачьей работе приставлены, вот и гайкают. Ну, да за пайку, за легкую работу как не служить. Там — мимо ты проходила, пятеро баб сидят под замком в амбарушке. Лешак этот, Ужаков, посадил.
— Что, тюрьма тут у вас?
— Камера, холодная, каталажка ли — все тюрьма! Только нас сюда загнали… Легостаев ходит, плеточкой по сапогам постегивает, кричит: мужики, баньку, а? Запотели вы за дорогу, завонялись… Тут же мужики срубили баню, а он тем же часом замок на нее навешал, с той поры и садит за всяку провинку.
ebooksa