— Как можно! Старший поселка за мукой отправлен, десятковые увели на работу.
— Бегут?
— А то! — Ужаков широко развел руками, мелко рассмеялся. — Знаешь, Варенька, сети у советской власти часты, где-нибудь да попадется беговой кулак. Некоторых уж обратно пригнали, а иных завели за проволоку…
Варя встала, улыбнулась, кокетливо тронула свою пышную косу, уложенную на голове короной.
— Пора, пойдем выполнять поручение в рамках одного барака, как и предписано… А ребятишек увидим, есть живые-то?
— Осталось на развод рабсилы… — Ужаков сказал необдуманное, сконфузился и даже покраснел. — У нас еще ничево. Подвозим муку, даем селедку… Молодых, кто посильней, отправили в Тегульдетский леспромхоз. Приезжал тут купец, вербовал. Да у нас терпимо! Зимой ликбез организовали, собрания собираем регулярно, агитацию ведем — перевоспитываем будь-будь!
— Ликбез, агитация — это ж хорошо! Вот бы самодеятельность, песни бы хором «Вы жертвою пали» или «Замучен тяжелой неволей»… У нас в клубе поют…
Ужаков встал, заглянул в окно, сделал вид, что не понял последних слов Вари. Так, не оборочиваясь, бросил через плечо:
— Иди, Варвара.
Она вышла на крыльцо и зажмурилась от яркого света. Духота не спадала, вся таежная гарь с ее темными, обожженными солнцем бараками, чащобами розового кипрея, светлой полоской тальников у речки, с черными высокими горельниками, кажется, еще больше налилась этим белым полуденным зноем.
Кольша сидел под сосной и дремал. Бледное лицо его обметал мелкий пот. Увидел, вытянул шею, весь устремился к Варе глазами.
— Ну что-о…
Варя присела на корточки, облизала сухие губы.
— Коленька, твоих тут нет. Что ты, что ты… Живы они, только теперь в леспромхозе. Да нет, не близко. Ужаков говорит, что надо вернуться к Тегульдету… Вот что: посиди здесь, не болтайся попусту — тиф в поселке, понял?! Мешок оставляю тебе — жди!
— А ты, Варя, не боишься, — Кольша испуганно взглянул на молчаливые бараки. — А как подхватишь заразу?
Разом так близок стал Кольша. Варя ласково успокоила:
— Ты видишь — я как сбитая! А потом… Сама явилась сюда за судьбой…
Она набрала в платок побольше сухарей, связала концы узелком.
— Ну, пойду любоваться на барачное житье-бытье! Не переживай, Коленька!
Она опять оглядела поселок.