Чулымские повести

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сейчас я нажму на Ужакова, — пообещала Варя. — Ну, Марья Петровна: была я не была — повидалась. Простите, прощайте — пошла. Становитесь на ноги!

Филатова улыбнулась, бодрила:

— Ты о нас, дева, не заботься, для нас, горемышных, само небо распахнуто. Идите с Богом!

Кольша сидел по-прежнему под сосной, дремал. Лениво встал, вскинул на плечо лямки почти пустого мешка, вопросительно взглянул.

— Пойдем к Ужакову. Ты, Коля, и еще посиди на крылечке, мне с ним один на один потолковать, вызволить баб из-под замка. А ты че-во такой… Радуйся, радуйся, что живы твои!..

— А как Дмитрий?

— Тоже жив-здоров, Коленька! Потом, потом расскажу…

16.

В комендантской нагрето солнцем, жужжала мухота.

Ужаков читал какую-то книжку. Отложил ее на край стола. Взглянул настороженно.

— Провела обследование четвертого?

— Нехитрое дело. Раздала сухари ребятишкам, Марью Филатову повидала. А теперь не знаю как и быть. Идти в обрат — поздно, не перейдем слань.

— Какая такая нужда — ночуйте тут! Вон, за загородкой две койки, а я на полу, на шинелке.

— Тебе бы лучше нас во-он туда, где бабы мучаются. Спокойней бы тебе…

Ужакова не смутил колкий намек. Он спокойно отозвался:

— Порадею хорошей девке. Смелая ты, Варвара, ты мне сразу пришлась по нутру. Ага, вон куда явилась, не каждый и парень рискнет. Что советую: не якшайся ты больше с этими, барачными. Одно, что наболтают лишков, а потом ты от тифа ведь не застрахована…

— Пугаешь…

— Это как хошь понимай. Ладно, день проходит, а ты ж не емши.

У меня картошечка есть и чай настоящий, кирпичный. Давай похлопочи — поужинаем вместе. А парень-то твой где?

— На воздухе, на крыльце. Голова у ново — затомился… Пусть подышит. Ужин нам очень нужен… — Варя улыбалась, про себя прикидывала: нахрапом начать разговор о женщинах — этим служаку не возьмешь. Помнит о своих обязанностях, о своем легком хлебе — качнуть его другим. — Все, купил ты меня, Леня, ужином — все нутро кричит от голода. Где картошка — покажь!

Ужаков повел Варю за загородку, там, в тесноте у плиты, как бы невзначай, она прижалась к нему — лучину поднимала…