— У нас завсегда отдай… С меня давно все взято! — потемнела лицом Спирина. — Одна, как перст, осталась в миру. Александра, не я, не я это, а сама боль во мне кричит… Двенадцать уж лет жилы на баланах вытягиваю для ударного фронта — мало?! Тяжело, тяжело мне! Дорогие начальники, ослабьте вожжу, дайте же передых…
Слезы так и брызнули из сереньких глаз Верки.
Над столом зависло неловкое молчание.
— Что тебе стоит, определи ее — тронул за локоть Васиньчука инженер с чистеньким рыхлым лицом.
— Решено! — директор вскинул над головой руки. — Быть Спириной младшим подметалой! — Он дурачился, Васиньчук. Сытно засмеялся. — Выпьем за нового столовскова причиндала, ура-а!
— Спасибо! — снова взвилась с лавки Верка. Те пьяненькие слезы разом высохли на ее розовом личике. Она быстро и весело принялась разливать спирт. В своем легком пестром сарафанишке с глубоким вырезом на груди, с оголенными руками — вся какая-то открытая, Спирина так и дразнилась этой своей вызывной открытостью.
— Друзья, Санечка… Выпьем!
— Вер, ты мне налила, как на каменку плеснула…
— Диво, Шурья… Севодня ты с припросом! Спирт не свой — лью с душой, хватит?
Спирт разом осушил горло, прервал дыхание. Александра едва отдышалась, заела випивку и теперь покусывала свои полные яркие губы. Верочка, вон, свое выплакала, а ей обещано и не обещано, так как-то… А что ему, Васиньчуку, торопиться с честным словом. Он тоже ждет, когда она его обнадежит…
Эта давняя, эта тайная женская власть над директором приятно утешала сейчас Александру. Вдруг стало жалко его, и она молча разрешила Васиньчуку прижаться к ней коленкой.
Спирт горячил, жаркая близость мужского тела расслабляла, запоздалое женское любопытство опять захватило Александру, и с радостным удивлением признавалась она себе: теплится еще в ней что-то от того чувства, которое и было некогда ее девичьей любовью.
Как-то спокойно, будто и о чужом, вспомнилось о Матвее. Нет, не перешла на мужа та, первая, любовь. Свел случай, поженились, жить стали…
Васиньчук все настойчивей, теперь и плечом то и дело касался ее… Александра весело говорила с Веркой, с болтливым инженером, но сама-то затаенно все больше прислушивалась к тому, как заново происходило это их узнавание друг друга. Часто, бывало, сиживали они у Оби или Чулыма вот так, бок о бок и согревались в прохладные майские вечера…
Да, значит, быть тому. Верно, судьба не пень придорожный, ее не обойдешь, не объедешь. Видно, и для этого, для последнего, повторно свела их жизнь.
«Александра! А ведь первая и вторая вина прощена!»
Чей-то голос, похоже, Веркин, все подкидывал и подкидывал те желанные сейчас, те успокоительные слова, и она готовно соглашалась с ними. Вот как… Оказывается, только это и нужно было: эти разрешительные слова. Будто тяжкий груз, будто глыба какая свалилась с Александры и тотчас стало ей удивительно легко и безответно. Она себя и тем еще подогрела, что подумала: «Да если я оттолкну его… Возьмет, да и бумагу подаст — прогул-то у меня второй…»
Васиньчук благодушествовал. По-хозяйски широко сидел он за небольшим столом, сытое лицо его лоснилось в открытой простодушной улыбке. Даже тяжелые желтоватые глаза директора были налиты хмельным довольством.
Взбодрила его Лучинина своим расположением. «Вот жмется он к ней, а она ничего — пожалуйста! Та-ак… Знать, натерла жизнь холку, запарилась баба и поубавила прыть», — радовался директор, уже открыто, самодовольно посматривая на Александру. Она была очень хороша сейчас в этой своей стыдливой растерянности, в легоньком обтяжном платье.
«Надо же… — удивлялся Васиньчук, — годы прошли, детей двое, работа изморная, а еще и красивше стала, в самую бабью сласть, однако, вошла».
ebooksa