Васиньчук без фуражки, на этот раз в светлом просторном пиджаке, в памятной белой рубахе открыто улыбался. А если он щурил свои желтоватые глаза, то скорей от солнца. Оно тихо плавилось на блеклом вечернем небе.
Александра не удивилась появлению директора в этот час на эстакаде. Сказать правду, жила в нём забота о заводе, он часом и по ночам появлялся то в машинном цехе, то возле рамщиков или уж здесь, на «белой бирже».
— Саша! Твое сегодня кончили… Завтра собираемся опробовать катки. А знаешь, сам директор сплавной конторы пожалует. Пошли, поглядим, придумка твоя уже в яви…
— Аксинья меня тут потеряет.
— Посидит, отдохнет…
Развалом еще не уложенного горбыля они спустились с эстакады и прямым узким проходом между клетками шпал пошли на берег Оби.
— Баржу скоро приведут?
— Передавали, что вверху Обь вот-вот очистится. Да теперь не заждемся! А, знаешь, Саша, я премию тебе за эти катки выпишу. И шевиоту на костюм — согласовано!
— Мне бы ребятишкам на штаны да на рубашонки… — забывшись, попросила Александра и тут же кольнуло ее: опять те саночки подкатывает директор. Ну, ухарь-купец!
Она с любопытством разглядывала свои «лесенки». Они, уже уложенные в стык на переносные козлы, наклонно тянулись от клеток шпал к широкому дощатому настилу погрузочного причала.
— Похоже, тут все по уму… — сияла лицом Александра.
— А ну, изобретатель Лучинина… — директор едва не раскланялся, — устроим-ка последнюю проверочку. И — взяли!
Они легко ухватились за концы шпалы, подняли и опустили ее на круглые катки-ролики, сжатые толстыми деревянными боковинами.
— Гуляй, родимая…
Александра залилась счастливым смехом.
— Катись — веселись!
Она широко шагала вдоль транспортера, легко подталкивала шпалу гвоздевым острием тычки и все оглядывалась и улыбалась.
Васиньчук глядел ей вслед, опять и опять вспоминал то, чем жил эти последние дни.
Раздосадованным, злым ушел он в ту ночь от Спириной, ушел без горделивой радости обладания.
Он на себя больше досадовал: «Не сумел, не разбудил в Александре ту женщину, которую ожидал узнать. Она же сидела согласная, еще за столом понял это! А после и один на один остались… — удивлялся директор, снова и снова припоминая ту жалкую свою победу над Александрой. Одно утешало, успокаивало его теперь: не все разом. Не из тех баба, чтобы вот так сразу и раскололась. Как закаменела тогда… Ладно, после войдет в искус и во вкус… А когда это после? Повторится ли тот вечер? Лучинин, мать его… объявился!»