— Два полных года я в разведке… Каждые сутки на нервах, на пределе. Конешно, как сказала бы моя учительница литературы: лейтенант — не типичный случай… А война что, типичное явление?! Да доводись, я б тово лейтенанта и во второй раз шпокнул!
— Выпускай и ты своего лейтенанта…
— Зашли мы в Германию… Дороги — асфальт и яблонями обсажены. Лесочки — в них только под ручку гулять в новых штиблетах. Богатые имения и такая в них приторная чистота, такой всюду порядок, что уж одно это коробило и подмывало. Порядок, чистоту, вишь, любят, а что у нас делали? А потом чистота, порядок — это ж все руками наших рабов, коих угоняли. Тут что еще… Каждый из нас в логово-то фашизма ворвался с горькой памятью… Ну и все было: чиркали из автоматов по зеркалам, по мебелям… Что еще ошарашило: всюду разного барахла навалом.
— Так всю Европу ограбили!
— Н-но. Велик ли солдатский сидор! И, знаешь, когда наш брат на ходу, на бегу какую-то мелочевку хватал — это не так судимо. Кой-кто повыше в чинах ударился за дармовым добром. Вот раз и свело меня с лейтенантом. Пятерых он солдат в имении задержал, под немецкий снаряд подставил, а они ему уж полный джип шмуток набросали. Я с заданья возвращался, все как есть видел. Не стерпел, с наскоку давай тово лейтенанта чихвостить: мародер, таких ты ребят угробил… Он и взвился: старшего по званию оскорблять?! Орет, аж глаза выпучил и за пистолет схватился. Дур-рак! Где ж ему, штабнику, разведчика опередить…
— Один ты был?
— Двое нас на мотоцикле… Врубил мой сержант газку, вырвались мы из имения, горело уж все. Нет, чтобы разведчик разведчика предал…
— Не помню такова.
— Ладно. Видишь ты, Андрюха, дятла. Во-он на сушину сел. Дайка патрончик.
— Я те дам! — Андрей рванулся с валежины. — Лечили тебя, да, кажется, недолечили…
— Но ты-ы… — в черных глазах Степана вспыхнули нехорошие огоньки. — Ты меня, Андрей, не зуди. Я, знаешь… Я сам себя иногда боюсь. На вокзале-то. Ладно, что железнодорожник меж нами встал, дал мне опомниться. Я б и до твоего горла дотянулся.
— А я бы руки растопырил — да? — обиделся Андрей. — Нашел дурака! Ну ладно, вспомнили и забыли, и на замок. Пошли! Пожуем дома — подобреем. А выпьем — песенку споем. Мать подтянет?
— Если старинную — подтянет! — повеселел лицом Степан. Он легко поднялся, закинул через плечо связанных глухарей.
— Дай-ка мне твое ружье, — решительно сказал Андрей. — А то ты опять по сторонам кидаться начнешь. Нам бы о детях, о внуках помнить. Чтобы и им всякой боровины хватило.
Степан понял намек, улыбнулся, заботно спросил:
— Как нога?
— Мне ее растаптывать надо, врач советовал.
— Только и забот… Ну, давай, давай, растаптывай!
Шли медленно. Степан про себя вспоминал свои прежние охоты, осторожно вживался в тайгу, в этот с детства знакомый ее окраек. Лес принимал его в этот солнечный теплый день шумно, празднично, не прятал своих таинств, открывался далеко во все стороны.
И Андрей вспоминал тайгу. Она выступала для него из памяти совсем иной, нежели для праздного в прошлом приятеля.
ebooksa