— Все, давай больше так не будем вспоминать о Лукьяне. Ты в трубе! Схватишь срок и долгонько придется в лагере «гоп со смыком» петь… Да мать одна-то слезами изойдет, да и уживется ли тут. А сам-то выдержишь? Подумай, недаром рвались зэки из лагерей в шрафные роты… У тебя какие планы были: учиться, жениться? Ах, запретили пока садиться за парту… Значит, и жену вычеркивай, и деток своих. Вот сколько ты, Степочка, теряешь, как только явишься в район с повинной-то головушкой. Слушай, не пойдешь ты с этим в райотдел!
Степан завертел головой: ослышался он?
— Не пойму. Говорит такое сама милиция…
— А только милиция и может сказать такое, — победно ухмыльнулся Половников. Он присел рядом, неожиданно обнял за плечи. — Сколько годов радел Лукьяну, а теперь вот евонному Степану… Что сделано, то сделано, батю мы не поднимем. Я, конечно, не по должности, пойми… В лагерях и без тебя обойдутся, там всяких-яких хватает под завязку. Тут, в тайге живи и работай. От вольного проку больше! Мать докормишь, девку какую-то осчастливишь, детей наплодишь — всем польза! Слушай-ка, а может ты к нам, в милицию? Десять классов у тебя, знаю, что начитан, в разведке служил — примем такова за милую душу! Честно скажу, может, это и лучше, что ты с таким завихрением на правду-матку… Да ты бы меж нами той чистой свечечкой…
Степан снял с плеч жаркую руку Половникова и усмехнулся.
— А ты, дядя Алексей, не так уж и прост…
— Не совсем дурак — это хотел сказать? — Половников сочно, с храпом хохотнул, пришлепнул ладонями по коленкам. — А ты думал! Пятнадцать лет как-никак в органах. За эти годы много винных и невинных стояло и выкладывалось передо мной. Наслушался всякова, кой-чево нахватался. А потом и сам, иногда, размышлял…
— По закону-то я виновен! — с вызовом поднял голос Степан.
— По закону… По закону твой родитель много раз повинен. — Половников вскочил и опять заходил по горнице. — С каких это пор ты стал вспоминать о законе. Да тебя вот такова только поставь с дурной-то башкой перед судьями. На этот процесс весь бы райцентр сбежался. Ты ж, как вошел бы в раж, вот об этих сундуках вспомнил, старова активиста Закутина в грязь втоптал. Ты б и Половникова лягнул — ты на многое бы замахнулся. Нет уж, нам такова суда не надо, чтоб звон на весь район и повыше. Похерим мы это убийство. Не было! Перегрузился на радостях Лукьян Закутин самогоном, сердечушко не выдержало: давно он его надсажал хмельным…
Степан недоумевал: куда клонит Половников? Признаться готов, и чево крутить мне шарики! Да, побаивается, что на открытом суде разбегусь словом по древу… А хорошо бы и разбежаться… Ну, чмырь!
А Половников, распалясь, все наговаривал и наговаривал.
— Вот намекнул ты, Степа, что за батю сидеть в тюряге не хочется: родитель такой-сякой…
Степан робко спросил:
— Ну, ладно, объявим, что опился батя. А как это дело обставить? Документ же составлять, тут врач, понятые нужны.
Половников вскинул руки.
— Вот это уже дельный разговор! Врач, понятые, их бумага — это будет! Давай сговоримся так. Сейчас махну в район. Трактовую объеду стороной — там я не докладывал, что тороплюсь к Закутину, не было моей ноги на кордоне! А ты следом шпарь. Ордена свои нацепи обязательно! Приедешь в милицию, чтоб лицо скорбное и сразу торкайся к начальнику. А потом я, случайно, зайду в кабинет и напрошусь исполнить товарищеский долг: смолоду дружил с активистом Закутиным… Все остальное проще. Прихвачу врача, а он давно в доску свой. Понятых привезем из Трактовой, стариков, конешно, зачем же молодых отрывать от труда… Глянут они на Закутина — готов и подпишут нужную бумагу. На дорожку мы им нальем по стопарику самогоночки — вещественное доказательство! Война все спишет… Степонька-а, да никому и в голову не придет, что ты отца укокошил. С чево бы? Какие распри, если сын только-только вернулся с фронта. Скажу тебе больше: многие в райцентре облегченно вздохнут, когда узнают, что Закутин скончал дни своя. Он, твой родитель, похвалялся, что кой-ково из райначальства на крючке держит, тетрадь на греховодников завел… Не скажи, ну кто теперь без греха? Одни незаконно лосей тут бьют, другие бывали у Лукьяна с зазнобами, в райцентре-то все на виду… Кто-то где-то болтал лишнего…
— Вот уж этово я не знал…
Половников только развел руками.
— Теперь, Степа, о той бабе… Она, баба, будет молчать, ты ее хорошо пугнул. А сынок, как приведет лошадь — объявишь о нечаянной смерти отца: опился, бывает… На худой конец поймет парень, что и ему лучше молчать.
— Да если мать даже и расскажет Андрюшке — нет, он в это дело влазить не будет!
ebooksa