— Сказывал, поймала… — поворчал Савелий и встал. — Не знаю. А случись что с тобой в дороге — после же не прощу себе никовда. Ты ж моя единственная заступа в дому. Прознает отец про наш сговор — заклюет меня. Эх, человече… Ты и впрямь — борение страстей и томление духа, как говорил мне когда-то мой офицер на японской…
Варя встала, потопталась у амбарчика.
— Озаботила я тебя, деда. Ты уж прости. — И вдруг резко повернулась к Савелию, горячо зашептала ему в лицо: — Найду я Митю, найду!
И вот последнюю неделю ходила сама не своя: на что же решиться? Вон, дедушка и тот умом расступился.
Иван Синягин, несмотря на свою всегдашнюю занятость в Совете, все же заметил, что дочь как-то присмирела, обеспокоена чем-то. Скоро решил, что тяготится его Варюха скорой разлукой со своими, с родной деревней. Пожалел чадо, зашел даже в огород, где Варя полола морковь. Присел, дернул одну травину, другую. Потом потянулся, нащипал луку к ужину и встал на утоптанной дорожке — крепкий, кремовая рубашка в роспуск, хромовые сапоги с блеском. Заговорил нарочито веселым голосом:
— Ты, Варюх, поработала бы над собой: почитай какие нужные книжки, небось, сгодится на курсах. И вот что, как у тебя со справой? С товаром в лавке плохо, но велю продавцу достать. Сшей ново платье, кофту, чтоб не хужей других ты в Ачинске. Туфли я тебе справил. Так что беги к портнихе, сговаривайся насчет шитва. Что там ни говори, дева, а встречают-то человека, пока по одежке… — Иван Синягин обмяк сердцем, пошутил весело: — Может, женишка в Ачинске встренешь, так покрепче зааркань его, не упусти своего, Варюха!
Варя встрепенулась. Хорошее словцо сказал тятя. Ее густо-серые глаза под тонкими дужками бровей заблестели. Она выпрямилась над морковной грядкой и твердо пообещала отцу:
— Не упущу я своего. Нет!
Кто знает, может, и не поднимала бы себя Варя на эту отвагу, если б не принесли ей из Ачинска вызов, а в нем краткое повещение: курсы работников дошкольного воспитания открываются тогда-то, просим прибыть к такому-то числу по указанному адресу.
Это отец еще в мае среди разных казенных бумаг из района получил уведомление о создании курсов по подготовке работников сельских детсадов и ясель. Пришел домой, потряс перед носом Вари машинописным листом, прочитал и, не дав ей и слова сказать, зачастил:
— А что, Варюх… В тепле и сухе работать, к тому и в чистоте — горшки-то нянечки в ясельках убирают. А завы всегда в беленьком халате, сытехоньки, при продуктах питания…
— Уж и не знаю, — тихо отозвалась тогда Варя.
После семилетки, а она в школе на годок задержалась, болела в пятом классе, не раз подумывала уехать куда-нибудь на сторону. Как-то ничего не веселило в дому. Всегда мать с постным лицом, всегда отец и с родными грубовато шумный как на собраниях, всегда он с Савелием в ссоре. Все изменил Митя Парилов. Разом какой-то захватывающей волной пала на Варю радость первых свиданий, радость их ожиданий, а после и душевный трепет от тех слов милого, которые накрепко определяли все раз и навсегда между ними. Только тепло помечталось о скором замужестве… Нынче тридцать второй год, она давно не девчонка, как говорит отец, пора уже прибиваться к какому-то берегу.
К Чулымскому — вот какому!
Определила Варя берег и бодрила, подталкивала себя к нему. У нее-то с документом будет все в порядке — даст сельсовет справку, кто она такая.[19] Ну, принесет родитель ей бумагу для Ачинска, а Мите-то как, чем намерена его-то вырвать из тайги? Главное — потом. Где-то пристать, устроиться надо и всюду подай справку со штампом и печатью… Едва назвались эти два последних слова, так сразу и сработало внутри: украсть! Нет, не зазрила совесть Варю. Ей ли не знать, сколь развелось в колхозе всяких воришек — она их в стенной газете прежде не раз «продергивала». А потом и сама-то живет отчасти ворованным, Ганюшка-то ходит, ходит вечерами…
С печатью легче. Сейфа в сельсовете нет, и отец постоянно носит ее с собой в кожаном мешочке с крепким шнурком. А уезжает когда — оставляет печать дома. Со штампом посложней. Хранится он у секретаря Совета, и надо улучить момент, скажем, когда служивая бабенка уйдет домой на обед.
Синягин опять уехал в соседнюю деревушку по делам, естественно, с утра Варя сама не своя. Мать уж присматриваться начала: чевой-то девка как настеганна, избегалась туда-сюда.
Варя ждала обеденного перерыва в сельсовете. Ну, наконец-то! Вот она, курящая Стешка-секретарша вывалила и проплыла домой. Говорят, что перед отцом трясет мягкими местами. Передают об этом матери, травят ее, бедную.
Ну, за дело, Варвара!
Сельсовет рядышком, в бывшем доме кулака Спиридонова Марка Алексеевича. Дом большой, в горнице теперь кабинет председателя, а в большой избе — русскую печь и полати выломали, сидят секретарь и прочие.
ebooksa